14 мая 2021 года в Украине впервые отмечали День памяти украинцев, которые спасали евреев во время Второй мировой войны. Эту памятную дату ввели специальным постановлением Верховной Рады. Украина занимает четвертое место, после Польши, Нидерландов и Франции, по количеству Праведников народов мира. Однако далеко не все герои, рисковавшие жизнью ради других, известны на сегодняшний день. Тысячи спасителей до сих пор остаются непризнанными и неизвестными. С каждым годом всё сложнее и сложнее найти очевидцев тех событий, тем ценнее каждый подробный рассказ.

Один из таких малоизвестных героев, не включенных в сонм Праведников народов мира, — крестьянин из села Куснища Ковельского района Волынской области Анисим Сулик.

Через два дня после начала германо-советской войны в волынское местечко Любомль вошли гитлеровцы. В Любомли тогда жили практически одни евреи. Любомльские поляки составляли меньшинство, а украинцев было совсем мало — они жили в основном в селах. На несколько дней штетл погрузился в полнейший хаос. Центр города, рынок, улица Хелмская — сгорели дотла. Там, где когда-то крестьяне бойко торговались c местечковыми евреями, звучно хлопая друг друга по руке — в знак того, что дело сделано, — чернело сплошное пепелище. Выйдя осторожно из домов в четверг, 26 июня 1941 года, уцелевшие жители увидели вместо оживленного штетла умолкшие улицы и деловито вышагивающих по ним немецких солдат.

Примерно через неделю вышел приказ оккупантов: всем евреям нашить на правый рукав белую полоску с голубой звездой. На улице позволено было находиться строго с 6 утра до 6 вечера. Вскоре последовал еще один приказ: всем евреям от 14 до 64 лет явиться в центр города, к кинотеатру. В случае неявки — расстрел. Пришедших по приказу оккупационной администрации жителей построили в шеренги, выхватив из толпы пятерых мужчин. Отобранных непонятно по какому признаку отвели в сторону и без объяснений расстреляли. Это было сделано с одной целью — запугать евреев и задушить на корню любые мысли о сопротивлении. На следующий день, 3 июля 1941 года, немцы расклеили по Любомлю еще одно постановление — о принудительном труде: всем евреям, женщинам и мужчинам, от 16 до 65 лет, предписывалось в обязательном порядке каждое утро выходить на организованные гитлеровцами работы. Надзор за исполнением немецких приказов был делегирован местной полиции. Часть новоиспеченных полицейских любовью к евреям не отличалась. Некоторые из них и вовсе слыли отпетыми хулиганами еще до новых полномочий.

Приказ о переселении в гетто и принудительном труде был только началом череды зверств, которые пережила любомльская община. 22 июля 1941 года в местечко прибыли крытые грузовики. Полицаи под командованием гестаповцев посадили в машины молодых крепких мужчин и увезли в здание, где располагалась оккупационная администрация. Под издевательские насмешки и розги их заставили отдать все ценные вещи, снова прикладами затолкали в грузовики и отвезли за город к заранее выкопанным ямам. Там, рядом с городской бойней, мужчинам приказали спуститься в траншеи и открыли по ним огонь из пулеметов.

Оставшихся в живых жителей Любомли охватила страшная паника. Если молодые мужчины пошли на убой, как овцы на заклание, так что можно было говорить о стариках, женщинах и детях? Обитатели гетто утром шли на работу, не зная, получится ли вернуться вечером домой.

22 августа 1941 года начался очередной этап истребления любомльских евреев, длившийся 8 дней. Когда несчастных заталкивали в грузовики, до них доносились крики некоторых соседей-христиан: «Это вы расплачиваетесь за свои прегрешения и прегрешения отцов ваших, распявших Иисуса!»

В местечке остались одни вдовы, сироты и некоторые мужчины-специалисты, без которых не могли обойтись немецкая администрация и армейские части. В конце сентября 1942 года, незадолго до ликвидации любомльского гетто, к евреям начали приходить поляки и украинцы, предлагая помощь. Среди христиан было много коллаборационистов или тех, чьи родственники работали на немцев. Именно среди них начали ходить слухи о финальном истреблении еврейской общины. Многими «доброхотами» двигали жажда наживы и трезвый расчет: получив от евреев ценности, негодяи звали полицию и сдавали тех, кому обещали спасение.

Прекрасно понимая, что утопающий хватается за соломинку, немцы пытались внушить любомльским евреям, что слухи не имеют под собой почвы, и до окончательного решения дело не дойдет. Гебитскомиссар лично пообещал Кельману Копельзону, главе юденрата, что, если евреи смогут собрать для нужд немецкой армии достаточно золота, серебра, ювелирных украшений, отрезов сукна и кожи, то немецкие власти их не только не тронут, но и будут всячески охранять. Это было сказано накануне Суккота, еврейского праздника, знаменующего выход из Египта.

В первый день праздника, утром, в дом, напичканный загнанными из гетто людьми, постучал прохожий в глубоко надвинутой шляпе и в плаще. Он поздоровался на идише и попросил выйти для разговора Идла-Юделя Сандельбойма. Таинственным незнакомцем оказался сам начальник украинской полиции Иосиф Приказюк. Не глядя на Юделя, отца троих детей, ошарашенного таким визитом, Приказюк сказал: «Сегодня ночью гетто будет ликвидировано. Бегите!» После этих слов он еще плотнее закутался в плащ и поспешил удалиться, оставив замершего от ужаса Сандельбойма посреди двора.

К ночи на 1 октября 1942 года стало понятно, что слово гебитскомиссара не стоило и ломаного гроша. Немцы и украинские полицаи окружили Любомль, готовясь к акции. Юделю Сандельбойму, его сестре Рахели-Раисе Сандельбойм, и двум детям Юделя, Менделю и Рае, удалось выбраться из местечка. Жена Юделя Фрума уходить из штетла отказалась: на руках у нее был больной трехлетний сын Мойша, с которым тяжелый путь по лесам был невозможен. Юделю пришлось принять самое тяжелое решение в своей жизни и уходить, оставив жену и сына, во имя спасения двух других детей. Брат с сестрой и двое детей ушли из штетла поздно ночью.

Сбив ноги, продрогнув и измучившись от долгой ходьбы, беглецы пришли к украинцу, с которым накануне удалось договориться о пристанище. Но в первый же день, узнав, что творится в местечке, хозяин указал Сандельбоймам на дверь.

Юдель и Рахель решили идти в село Куснища, находящееся в нескольких километрах от Любомли. Старостой там был Василий Сулик, который также когда-то обещал помочь с укрытием Юделю Сандельбойму и другому жителю Любомли, Меиру Лондону.

Староста встретил евреев приязненно. Сулик, правда, рассказал, что у него за домом оккупанты расстреляли других беглецов — семью Эхштейнов: главу семейства Моше, его жену, шурина и двоих детей. Но любомльским беглецам Василий обещал гостеприимство и защиту. Два дня бежавшие от эсэсовцев Сандельбоймы прятались у старосты, но как только тот понял, что денег у Юделя и Рахели при себе не было, тотчас же потребовал покинуть свой дом.

Идти несчастным было некуда. Везде немецкая жандармерия и полицаи, а местные жители, того и гляди, донесут, что видели бежавших из гетто. От безысходности любомльцы пробрались в чье-то гумно и зарылись в сено. Несколько дней Сандельбоймы прятались в чужом дворе, не выдавая себя ни звуком. Тайна раскрылась, когда хозяин пришел взять сноп сена и заметил в темноте перепуганные лица. В тот же самый момент в гумно зашел и Василий Сулик, решивший наведаться к соседу. Сулик стал сразу же кричать и угрожать, что позовет полицейских, но хозяин, человек очень верующий, шепнул Рахели: «Я открыл заднюю дверь, уходите через нее».

Не успели евреи вылезти из сарая и скрыться за домами, как во двор к украинцу ворвались полицаи. Рахель Сандельбойм услышала, как хозяина принялись избивать, допытываясь, почему он не выдал евреев, да еще дал им уйти.

Кое-как добежав до соседнего леса, обессиленные взрослые и дети упали на мерзлую землю. Их положение казалось совсем безнадежным. Теперь беглецов больше всего доставал холод. Хотелось найти какое-то убежище и заснуть, не думая ни о чем. Юдель решил вернуться в Куснищи, спрятаться в какой-нибудь сарай и дать детям выспаться. Так и сделали. Дождались ночи и побрели в деревню. Заметили издалека в каком-то дворе коровник с неприкрытыми дверьми. Стараясь не шуметь, залезли на «вышки», под крышу, где хранят сено, и заснули. Хозяина коровника звали Анисим Сулик. Староста Василий Сулик приходился ему дальним родственником.

Анисим Яковлевич Сулик был из семьи коренных куснищанцев. Самого первого из Суликов, упоминаемого в архивных документах XVII века, звали Алексий. Прадед спасителя, Андрей Федорович Сулик, родился в Куснищах еще при Речи Посполитой, в 1743 году.

Семья Суликов поколениями занималась сельским хозяйством и была очень набожной. Правда, один из родственников Анисима, Иван Сулик, был в Куснищах одним из первых комсомольцев, но все остальные сохраняли религиозность. В 1916–1917 годах Анисим учился в Куснищанской народной школе, был грамотным. У Сулика и его жены, Христи Ильиничны Костюк, было две дочери — Мария и Екатерина — и сын Иван.

«С нами случилось великое чудо, — позже вспоминала Рахель Сандельбойм. — Именно у этого украинца мы прятались целых 22 месяца».