top of page
Еврейски герои
Расстрелян тройкой

Ефим Гольбрайх

1921 – 2020

Ефим Гольбрайх

7 мая 2021 года исполнилось 77 лет со дня легендарного подвига — штурма Сапун-горы. В этот день войска 51-й и Приморской армий 4-го Украинского фронта, преодолевая яростное сопротивление врага, штурмом овладели самым серьезным укреплением немцев, блокирующим путь на Севастополь. Благодаря героизму советских солдат и офицеров уже 9 мая 1944 года город был освобожден. Остатки немецкой 17-й армии были настигнуты на мысе Херсонес и окончательно разгромлены.

Штурм Сапун-горы 7 мая 1944 года стал сюжетом самой большой в мире диорамы, находящейся в Государственном музее героической обороны и освобождения Севастополя. На ней перед зрителем предстают бессмертные подвиги многих освободителей Севастополя. Однако места на картине хватило не всем.

Одним из героев, отличившихся в битве за Севастополь, был Ефим Абелевич Гольбрайх, служивший в мае 1944 года комсоргом 1-го батальона 844-го стрелкового полка 267-й стрелковой Сивашской дивизии. Согласно архивным документам, 21 мая 1944 года за бой в районе Сапун-горы гвардии лейтенант Ефим (по документам — Хаим) Гольбрайх был награжден орденом Красной звезды.

Как записано в приказе о награждении, гвардии лейтенант Гольбрайх 7 мая 1944 года под ожесточенным огнем противника поднимал бойцов в атаку. Находясь в боевых порядках наступающей пехоты, Гольбрайх ворвался во вражеские траншеи, гранатой уничтожив немецкого автоматчика. Несмотря на сильный огонь с фланга и тыла — еще не занятого поселка Сахарная Головка — лейтенант увлек за собой группу бойцов на штурм Сапун-горы. В конце боя группа Гольбрайха ворвалась на вершину и установила там красное знамя.

Много лет спустя Ефим Абелевич рассказывал подробности этой операции. Во-первых, знамя было на самом деле не одно — в километре от того места, где его бойцы установили кумач, реял еще один красный флаг. Именно «альтернативный» сюжет штурма — другой группой — и попал в результате на диораму. По словам Гольбрайха, официальные историки особо не афишировали и тот факт, что первая попытка взять штурмом Сапун-гору, предпринятая в честь праздника 1 мая, провалилась.

Ефиму Гольбрайху было что рассказать о войне. Не казенные реляции, а страшную окопную правду — о трусости, дезертирстве, мародерстве и голоде.

Фронтовик прожил сложную, но очень насыщенную событиями и встречами жизнь. Родился 26 декабря 1921 года в Витебске в простой еврейской семье. Отец, Абель Хаимович Гольбрайх, в молодости увлекся революционными идеями. Вступил в боевую организацию эсеров, поддержал пролетарскую революцию 1917 года. Но в 1937 году, как и многие бывшие революционеры, был взят органами и расстрелян: скромного бухгалтера Белпищеторга обвинили в «участии в контрреволюционной бундовской организации».

Ефиму пришлось и учиться в школе, и трудиться в поте лица, чтобы помочь матери, Берте Ароновне, у которой на руках остались еще двое малышей. До войны Гольбрайх окончил десятилетку и работал инструктором детской технической станции.

В действующей армии его, как сына репрессированного, видеть не хотели и лишь зачислили в запас второй категории. Обходной маневр — попытка поступить в высшее военно-морское училище — также не удался. С такой анкетой отсеивали сразу. Друзей одного за другим призывали, а Ефиму так и не довелось погулять на своих проводах в армию. Он продолжал работать и поступил на физико-математический факультет Витебского пединститута.

Воспитанный на фильмах о Чапаеве и рассказах о героях Гражданской войны, витебский комсомолец очень переживал за свою скучную судьбу. Но взять оружие в руки пришлось совсем скоро. C началом войны Ефим попал в студенческий истребительный батальон, который должен был патрулировать улицы Витебска. В городе всё указывало на то, что победа не так близка, как об этом передавали по радио. Проходящие через Витебск толпы беженцев, идущие окраинами дезертиры, исчезнувшие из магазинов соль и спички... Старые бельгийские винтовки вскоре у студентов отобрали, а местное руководство куда-то испарилось. Вместе с ним исчезли сотрудники военкомата и штаба 27-й Омской краснознаменной дивизии, стоявшей в городе. 9 июля 1941 года, успев за день до этого чудом отправить мать, брата и сестру в эвакуацию, Eфим Гольбрайх пешком отправился на восток. Ушел из дома в три часа дня, а в пять часов в западной части города уже были немецкие танки и пехота.

Перейти линию фронта удалось в районе Ярцево, в нескольких десятках километров за Смоленском. Дальше — пешком в Москву, где жили дальние родственники. В столице Гольбрайх опять пытался записаться добровольцем на фронт, но картина из довоенной жизни снова повторилась: «Жди, когда надо — вызовем». Вызвали только весной 1942 года… Но тогда, в 1941-м, Ефима расспрашивали только о его похождениях после бегства из Витебска. Ефим рассказывал подробно, прочертил путь по карте… Кто-то из сотрудников военкомата не замедлил проинформировать НКВД. Пришлось повторить рассказ в «органах». Однако в искренность юноши поверили (и в самом деле, как может еврей быть гитлеровским диверсантом?) и отпустили восвояси.

Шли страшные осень и зима 1941–1942 года. Ефим учился на втором курсе Московского педагогического института и жил на улице Усачева в Хамовниках. Многим тогда казалось, что Москва скоро падет, а на Кремле вместо звезд установят свастику. Немцев в итоге отбросили на запад, но город опустел, людей стало катастрофически не хватать. Особенно грамотных и образованных командиров.

5 мая 1942 года Гольбрайха наконец вызвали повесткой. Благодаря Фрунзенскому РВК города Москвы он оказался в Казани в 24-м учебном запасном танковом полку, где из него готовили стрелка-радиста «ленд-лизовского» танка «Валентайн». Полковое командование, заметив толкового юношу, даже планировало выдвинуть его на роль комсомольского организатора, но, узнав о репрессированном отце, от греха подальше отправило в запасной стрелковый полк, стоявший в поселке Суслонгер Марийской АССР.

После Суслонгера Гольбрайх сразу попал в самое сердце преисподней — под Сталинград, в 594-й стрелковый полк 207-й стрелковой дивизии, который занимал оборону северо-западнее города. Когда в январе 1944 года Ефиму Абелевичу вручали медаль «За оборону Сталинграда», в сопутствующей справке было указано, что он принимал участие в боях на этом участке с 1 сентября по 5 ноября 1942 года. Мало кто знает, что 207-я стрелковая дивизия второго формирования существовала только в этот период. Ефим Гольбрайх служил в ней с первого дня до ее роспуска ввиду тотальных потерь. Он был одним из немногих счастливчиков, оставшихся в живых. К ноябрю от дивизии осталось одно название. На третий день страшнейших боев Гольбрайх уже командовал отделением, в котором осталось четыре бойца вместе с командиром. А еще через пару недель стал сержантом.

Как человек с неоконченным высшим образованием, Ефим Абелевич был назначен комсоргом роты. В отличие от учебки, на фронте его прошлое особо никого не смущало, а 10 октября 1942 года, во время боя возле разъезда «564-й километр», он получил повышение. Когда Ефим Абелевич восстанавливал прорыв связи, кое-как укрываясь за подбитым танком и трупами убитых немецким снайпером связистов, на его глазах погиб батальонный комиссар Дынин. Гольбрайха назначили на его место — к длинному перечню подстерегающих опасностей добавилась еще одна. Попав в плен, и еврей, и комиссар немедленно были бы казнены немцами. Тем более — если это одно лицо.

…В декабре 1942 года, лежа на промерзшем поле среди убитых, Гольбрайх попросил однополчан: «Ребята, если в плен нас возьмут, не выдавайте, что я еврей. Скажите: не знаем»…

После расформирования 207-й стрелковой дивизии Гольбрайх стал ротным командиром 3-й роты 999-го стрелкового полка 258-й стрелковой дивизии. За плечами у ветерана — кровавые бои на Миус-фронте (укрепленном оборонительном рубеже вермахта на западном берегу реки Миус), контузия и лечение подхваченного в госпитале тифа, возвращение на фронт — в 844-й стрелковый полк 267-й стрелковой дивизии 4-го Украинского фронта.

Отдыхать получалось лишь в перерывах между ранениями. После госпиталя Гольбрайх пару месяцев служил в батальоне связи. Там, во втором эшелоне, было потише, но смерть поджидала так же нетерпеливо. Именно тогда Гольбрайху, нагруженному тяжеленными катушками с проводом, пришлось убегать от немецкого пикировщика, решившего потренироваться в стрельбе по живой мишени.

После боев на Сивашском плацдарме и взятия Севастополя Ефим Абелевич, к тому моменту уже старший лейтенант, перешел в 163-ю отдельную армейскую штрафную роту 63-го стрелкового корпуса 77-й стрелковой дивизии. В штрафную роту он попросился сам.

Дивизию, в которой служил Гольбрайх, называли «азербайджанской» из-за большого количества жителей Азербайджана и вообще выходцев с Кавказа, призванных в нее осенью 1942 года на территории Дагестанской АССР. Были языковые проблемы и, конечно, там человек закалялся гораздо быстрее. Как говорил сам Ефим: «Штрафники — не агнцы божьи». Нравы там царили суровые. За совершение тяжкого преступления командир имел право расстрелять. Однажды сами штрафники поймали дезертира из собственной роты и расстреляли его. Из солидарности с ними командиры промолчали. Жизненно важно знать и понимать, с кем идешь в бой. При всем при этом у «штрафников» всё же было гораздо строже с дисциплиной. И Ефим написал рапорт с просьбой назначить его заместителем командира 163-й штрафной роты.

Фронт был хорошей иллюстрацией парадоксальных противоречий советской армии, в которой рука об руку шли героизм простого солдата и безалаберность командования, безукоризненно проведенные операции и преступные лобовые атаки.

Ефим Абелевич отмечал, что одной из причин частых неудач было повальное пьянство. Ярким примером тому была операция по взятию советскими частями станции Попельня на Житомирщине. Отбив станцию, советские танкисты обнаружили там «случайно» забытую немцами цистерну спирта. Через несколько часов на станцию прибыл эшелон немецких танков, который совершенно спокойно разгрузился и выбил советских солдат с важного железнодорожного узла. Советские Т-34 стояли без экипажей — танкисты основательно «подзаправились» найденным спиртом.

Воспоминания Гольбрайха часто цитируют историки, занимающиеся темой штрафных рот и штрафбатов в составе Советской армии. Сам Ефим Абелевич неоднократно выступал с критикой современных мифов о штрафниках, остроумно замечая, что в очередном российском киношедевре актеры хорошие, но «ляп ляпом погоняет», что напрочь портит впечатление от фильма.

По воспоминаниям ветерана, в штрафной роте ему доводилось принимать в пополнение не одних только прожженных уголовников, но и самых обычных людей. 20 минут опоздания на работу в условиях военного времени — преступление, которое тоже искупали кровью. И, между прочим, у штрафников было очень неплохое снабжение, что в фронтовых условиях вещь не последняя. Водку личный состав получал неразбавленную, продукты никто не воровал, обмундированием снабжали исправно. И в обороне штрафники никогда не стояли. А погибнуть с тем же успехом можно было и в обычном стрелковом батальоне. Средняя продолжительность жизни командира стрелкового взвода при наступлении войны была не больше недели…

В июле 1944 года в составе 51-й армии штрафная рота была переведена в Прибалтику. Ефиму Абелевичу удалось ненадолго выбраться в родной Витебск. Там — ни одного знакомого. Весь город разбит и сожжен, друзья и родственники погибли или пропали без вести. Некоторые, как бывший его институтский преподаватель, востоковед Брандт, который вел увлекательные внеклассные занятия по античной литературе и истории музыки, убиты партизанами — за активное пособничество врагу. Брандт дослужился до заместителя бургомистра, переехал с женой с Рыночной улицы в дом витебской общины фольксдойче, но прожил там совсем недолго… Почему-то внезапное преображение именно этого человека, хотя коллаборационистов в городе и так, к сожалению, хватало, поразило Ефима особенно сильно.

Гольбрайха еще ждали тяжелейшие битвы за Латвию, Литву и северо-восточную Пруссию. Отражая многочисленные контратаки, c серьезными потерями, штрафрота брала район Добеле в Латвии, несколько раз штурмовала Шяуляй.

Бои за Шяуляй запомнились ветерану своей ожесточенностью. Когда брошенную на помощь пехоте штрафную роту Гольбрайха немцы отбросили на расположенную недалеко высоту, он увидел в бинокль страшную картину: из окон второго этажа захваченного гитлеровцами советского госпиталя выбрасывали раненых… Штрафники после таких зверств вели себя соответствующе. Даже пробирающихся в тыл гражданских, вызывавших хоть малейшее подозрение в сотрудничестве с немцами, без раздумий пускали в «расход».

20 февраля 1945 года в наступательном бою в районе местечка Огули Ефим Гольбрайх совершил еще один подвиг. Он первым ворвался в траншеи второй линии обороны противника и лично застрелил немца, поливавшего советских солдат из ручного пулемета. Получив в этом бою осколочное проникающее ранение груди, гвардии старший лейтенант отказался покинуть поля боя, несмотря на требование врача, и оставался со своими бойцами до успешного выполнения задачи.

Вместе со своей дивизией Ефим Абелевич завершил войну в Курляндии. Части вермахта сложили оружие и капитулировали перед боевыми порядками 77-й дивизии 8 мая 1945 года. Причем героем дня — парламентером со стороны советских войск — снова стал Гольбрайх. Он первым среди офицеров вошел во вражеское расположение и привел группу из 20 добровольно сдавшихся немецких солдат и одного офицера.

Сухие строки приказа о награждении не передают того морального напряжения, которое испытывал гвардии старший лейтенант. Уже был взят Берлин, а 77-ю дивизию продолжали обстреливать немецкие доты и четыре вкопанных в землю танка. Немцы сдаваться в плен не спешили — не ожидали от советских воинов ничего хорошего. Да и перспектива получить в спину пулю от своих же фанатиков пугала. В роте единственным человеком, говорящим по-немецки, был Ефим Абелевич. Погибнуть в последний день войны — самая обидная смерть из возможных. Но комсомолец должен всем подавать личный пример… И старший лейтенант снял ремень с кобурой, взял импровизированный белый флаг и пошел в сторону противника по разминированному узенькому проходу. На помощь Гольбрайху поспешил один из его бойцов. Так вдвоем и спустились в немецкую траншею, где гитлеровцы ждали очередной перестрелки и ожесточенно спорили между собой. Сжимая в кармане ручную гранату, Гольбрайх, от волнения путаясь в своем школьном немецком, предложил гитлеровскому полковнику жизнь в обмен на капитуляцию. Путь назад показался вечностью, но немцы вели себя благоразумно, а штрафники не начали сгоряча стрелять. По случаю завершения войны все бойцы роты получили амнистию.

За бой у местечка Огули и принятие немецкой капитуляции в июне 1945 года Ефим Абелевич был награжден орденом Отечественной войны I степени. Были и другие награды: еще один орден Красной Звезды, медаль «За оборону Москвы» и «За победу над Германией в Великой Отечественной войне 1941–1945 гг.».

После войны Ефим Абелевич остался в армии. Сначала служил начальником клуба 64-го гвардейского стрелкового полка 21-й гвардейской стрелковой дивизии, затем — на других должностях в гарнизонах Прибалтийского военного округа. В октябре 1953 года вышел в отставку в звании майора и вместе с женой уехал в Таджикистан — квартиры отставникам давали или на крайнем севере, или на крайнем юге Советского Союза.

В Душанбе Гольбрайх долгие годы занимал должность замдиректора русского драматического театра им. Маяковского. Его жена — Суламифь Владимировна Федоровская — была бессменным концертмейстером Таджикского академического театра оперы и балета им. С. Айни.

Человек творческий, Ефим Гольбрайх после войны потихоньку начал писать. Литература помогала справляться с пережитыми во время войны потерями, залечивать душевные раны.

С начинающим писателем переписывались маститые — Виктор Конецкий, Лазарь Лазарев, Вениамин Каверин. Свой рассказ «Граждане! Покидайте город!..» Ефим Абелевич послал Григорию Бакланову, а предисловие к книге Гольбрайха «Былой войны разрозненные строки» написал его земляк Василь Быков. Всего у писателя-фронтовика было издано 9 книг.

С 1991 года Ефим Абелевич жил с семьей в Израиле. На Святой земле к выпущенным в Советском Союзе «Запискам театрального администратора» и книге «Былой войны разрозненные строки» добавились сборники эссе и очерков, несколько томов мемуаров, газетные и журнальные статьи. «Я с войны не вернулся», — так описывал свое писательское кредо Гольбрайх, много лет состоявший в Союзе русскоязычных писателей Израиля. В 2011 году коллеги вручили ему премию имени В. П. Некрасова, а мэрия города Ришон-ле-Цион присвоила звание «Человек года».

Отмечая каждый год 9 мая, Ефим Абелевич с гордостью надевал не только советские, но и израильские награды. Не только из-за любви к стране, за которую ему воевать так и не пришлось, но и в память о погибших в годы Второй мировой войны евреях. Очень гордился Ефим Абелевич и своим правнуком, отмеченным как лучший солдат во время службы в ЦАХАЛе.

Героя Ефима Гольбрайха не стало летом 2020 года. Давайте же вспомним в этот праздничный день славного воина, летописца ушедшей страшной войны, чье сердце навсегда осталось под полковым знаменем на Сапун-горе.

04.04.2021

bottom of page