Исаак Чацкин
1893 – 1974
Бюро по связям «Натив» было создано в Израиле в июне 1951 года для связи с евреями Советского Союза и стран Восточной Европы. Это государственное учреждение появилось благодаря премьер-министру Израиля Давиду Бен-Гуриону, который прекрасно осознавал, что евреям, живущим в условиях большевистского тоталитаризма, нужна особая помощь в осуществлении их права на алию.
Но действовать открыто в начале 1950-х годов на территории СССР израильские организации не могли. В свою очередь, советские евреи, воспитанные в страхе массовых репрессий, тему репатриации если и обсуждали, то только шепотом. Однако находились люди, которые, невзирая на оголтелые антисемитские кампании конца 1940-х – начала 1950-х годов, открыто высказывали свое желание выехать в Израиль и не боялись агитировать своих единоверцев поступить так же. Один такой еврей, не побоявшийся «всеслышащих ушей и всевидящего глаза», жил в Украине. Он был умен, смел и мечтал о жизни в свободной стране. Этого было достаточно, чтобы подписать себе приговор.
Вечером 12 февраля 1953 года в Одессе был арестован немолодой человек, бывший химик артели «Химширпотреб» Исаак Зусьевич Чацкин. На момент своего ареста немногословными офицерами УМГБ Чацкин официально нигде не работал. Впрочем, чрезвычайщики прекрасно знали, что их подопечный подрабатывал по договору подряда на городских предприятиях консультантом и продавал химические реактивы собственного изготовления. Одаренный изобретатель и экспериментатор, Исаак Зусьевич даже научился делать отменный крем для лица, одеколон и лак для ногтей – от покупателей, не избалованных скудным ассортиментом советских магазинов, не было отбоя.
Тезка известного общественного деятеля и журналиста царской эпохи жил с женой, Рахилью Яковлевной Коднер, в самом центре города, на улице Чичерина, 60-3 (теперь это улица Успенская – такое название она носила и до революции). Приемные сыновья, которых Чацкины воспитывали с малых лет, – Толя и Яша – были прописаны с родителями под одной крышей. Младший, Анатолий, на момент ареста отчима проходил службу в Советской армии. С приемными родителями оставался его старший брат, племянник жены Чацкина – Яков Сиперштейн, ставший с подачи приемного отца инженером на Одесском заводе фрезерных станков.
В постановлении на арест, подписанном 10 февраля 1953 года заместителем начальника 2 отдела УМГБ Одесской области, майором госбезопасности Якушиным, указывалось, что одессит Исаак Чацкин, 1893 года рождения, беспартийный, ведет в городе у Черного моря активную работу по «сколачиванию антисоветских элементов еврейского националистического подполья». Чтобы опасный политический преступник не сбежал, его посадили во внутреннюю тюрьму Одесского УМВД.
Сухим канцелярским языком в документах говорилось, что сгорбленный седовласый старик обрабатывает своих знакомых в националистическом духе, готовит их к выезду в Израиль и принимает меры к созданию организации для ведения активной борьбы против советской власти.
Следствие в первую очередь интересовали анкетные данные арестованного. Ведь непролетарское происхождение в стране Советов уже само по себе являлось преступлением. Согласно материалам дела, Исаак Зусьевич родился в 1893 году в Одессе. Когда-то его фамилия звучала как Чачкес, но отец Чацкина Зисьман-Зуся решил из-за гонений царской власти на евреев немного «русифицироваться» – изменить фамилию на русский манер.
Чацкины-Чачкесы происходили из второго по величине города Галиции – Брода, тогда находящегося в составе Австро-Венгерской империи. Зуся Чацкин переехал в Россию в детстве, а когда власти Российской империи запретили иностранцам проживать в стране более одного года, – принял российское подданство. Чацкин-старший записался мещанином местечка Маяки в 50 километрах от Одессы, но на самом деле все это время проживал в четвертом по численности населения городе России. В Одессе отец Исаака Зусьевича долго трудился на заводе по производству виннокаменной кислоты, который принадлежал его двоюродному брату – Хаскелю Шестопалу. Но работать на родственника в какой-то момент надоело, и он нанялся приказчиком в галантерейный магазин. Поработав в торговле, решил открыть свое дело и впоследствии стал владельцем магазина, продававшего всё ту же галантерею. Отец Исаака умер в 1920 году, мать пережила мужа на 16 лет.
Связь с заграницей – еще одна типичная зацепка сталинского следствия. У Чацкина и с этим тоже были проблемы. Ближайшие родственники давно жили в Европе, хотя, правда, судьба их была неизвестна – с 1935 года Исаак Зусьевич связь с заграницей не поддерживал. Братья еще до революции покинули Россию: старший, Давыд, в 1911 году уехал в Париж, младший, Лев, присоединился к нему спустя пять лет. Во Франции братья окончили медицинский факультет Парижского университета и впоследствии служили докторами во французской армии.
Сестра Фаня в 1898 году окончила русскую государственную гимназию и поступила в Женеве на медицинский факультет, вышла там замуж за студента из Австрии Карла Вектера и уехала вместе с ним в Вену, а затем – всё се в тот же Париж.
Несмотря на задекларированное рабочее происхождение, сам Исаак Чацкин также учился в гимназии, только не русской, а известной на всю Россию еврейской гимназии Иглицкого. Начал учиться в 1905 году, с началом Первой русской революции, а закончил прямо накануне Первой мировой войны. В 1913 году, думая последовать семейной традиции и серьезно увлекаясь точными науками, Исаак поступил на медицинский факультет в Базельский университет. Даже успел отучиться на первом курсе у профессора Сена, который взял его в свой научный проект по исследованию происхождения окрасок в растительном и животном мире, но в 1914 году всему настал конец – Первая мировая. В сентябре 1914 года, как и его ровесники, Чацкин, находившийся в России на каникулах, был мобилизован в царскую армию рядовым 196-го пехотного Инсарского полка.
С весны по конец августа 1915 года Исаак воевал в Беларуси против немца, пока под Брест-Литовском половина полка не попала в плен. Чацкина, как и его однополчан, привезли в лагерь для военнопленных на территории Пруссии. Когда немцы узнали, что он бывший студент-медик – обязали выполнять роль фельдшера для русских солдат.
Вернувшись по обмену пленными в 1919 году в Одессу, Чацкин работал у дяди Хаскеля на заводе, пока тот не конфисковали большевики, а сам хозяин бежал – говорят, за считанные минуты до ареста, – в Румынию.
Мысли стать врачом Чацкин не терял, и в 1920 году вновь поступил в Одессе на медика. Но на четвертом курсе понял, что его все же больше привлекает химия. В 1924 году он поступил в химико-технологический институт: там можно было сочетать учебу и работу. Он умудрялся не только учиться и зарабатывать на свою жизнь и содержание престарелой матери, но и продолжать свои научные изыскания, начатые в Базеле. В течение 16 лет Чацкин проводил опыты над голубями – изучал происхождение расцветок в живом организме. За науку приходилось страдать: не только финансово, но и морально. Исаак Зусьевич постоянно выслушивал претензии от соседей, мечтающих заполучить комнату, где жили его голуби. Диплом инженера-химика основных химических производств Чацкину довелось получить лишь в 37 лет.
Итак, сверив сразу после ареста анкетные данные, чекисты начали допрос. Дознание длилось с 10 вечера до 5 утра. Исаак Зусьевич на все вопросы отвечал отрицательно: националистом не являюсь, никакой антисоветской деятельности никогда не вел. Недовольный начальник отделения следственного отдела УМГБ капитан Зинченко закончил на минорной ноте: «На последующих допросах следствие потребует от Вас показывать правду».
Угрозу Зинченко подкрепил делом: страдающего катаром желудка старика начали допрашивать каждую ночь, не давая отоспаться в течение дня. Через неделю Исаак Зусьевич согласился со следователем: если вы называете сторонника родной культуры, языка, желающего жить со своим народом в Израиле, «националистом», то так и запишите: «Я, Чацкин Исаак, – еврейский националист, но ничего плохого против советской власти не делал и антисоветчиком не являюсь».
В политических партиях и организациях химик Чацкин, действительно, никогда не состоял, но еврейским патриотом или, по терминологии советских карательных органов, националистом являлся, по его словам, с детства. Тому способствовала учеба в гимназии, где Чацкину преподавали иврит и еврейскую историю. Именно в гимназии маленький одессит услышал историю маккавеев, познакомился с трагической судьбой Иерусалимского храма и узнал, что у евреев, оказывается, тоже есть своя Родина – Эрец-Исраэль.
Основной поток иммиграции из Российской империи в Эрец-Исраэль шел тогда через Одессу, получившую название «ворота в Сион». В городе действовали различные еврейские партии и общественные объединения, шла непримиримая борьба между сионистами, бундовцами и ассимиляторами. Общество не оставалось равнодушным к «еврейскому вопросу»: по Российской империи волнами прокатились погромы. Один из самых кровавых произошел 18–22 октября 1905 года в Одессе: после усмирения погромщиков военное положение сохранялось в городе вплоть до осени 1909 года.
Еврейская политическая жизнь в городе бурлила. Мимо Чацкина-старшего не проходил ни один диспут Жаботинского и Усишкина, которых они со своим закадычным товарищем Соломоном Рубенчиком любили обсудить. Исаак, тогда гимназист, слушая разговоры старших, намотал на ус: евреям нужно жить своей жизнью и лучше на своей собственной земле, где никто не организует очередной погром, а в университетах нет «процентной нормы» и не обязательно учиться за границей.
В прусском плену Чацкин сталкивался с солдатами-единоверцами, и почти все они с ним соглашались: на кой черт евреи служат в российской армии и проливают свою кровь за царя-батюшку, который им ничего хорошего не сделал?
Во время Великой Отечественной войны Чацкин эвакуировался сначала в Краснодар, а с августа 1942 года жил в Тбилиси, где, как химик, очищал воду для Главного военно-санитарного управления Красной армии.
В Закавказье одессит убедился, что местные народы имели свои города и деревни, развивали собственные языки и культуру, и умудрялись даже в условиях сталинского режима ставить памятники национальным героям – одним словом, делали всё то, чего евреи были лишены.
В свою очередь, толпы еврейских беженцев, прибывающих нескончаемым потоком, приводили его к горькой мысли, что сыны Израиля вечно вынуждены от кого-то куда-то бежать.
После возвращения в июне 1945 года из Тбилиси в Одессу Чацкин начал встречать своих знакомых, также вернувшихся из эвакуации. Все они были недовольны советской политикой в отношении евреев, все ужасались произошедшей в родном городе трагедии – на момент освобождения в Одессе оставалось всего 600 евреев.
Закрытие Одесского Государственного еврейского театра и прекращение передач одесского радио на идиш, а также аресты евреев в Москве еще больше убедили Чацкина в том, что в стране раскручивается новый виток гонений на евреев. Советским евреям большевики не предоставляли никаких возможностей для самореализации – но это можно было сделать в независимом Израиле. К тому же большое количество научных работников среди советских евреев могло самым положительным образом повлиять на развитие воссозданного еврейского государства.
Нужно было предпринять такие действия, которые заставили бы советское руководство разрешить свободный выезд евреев… Кто-то должен был взять на себя инициативу.
На одной из встреч за картами весной 1946 года Чацкин поделился своим планом с одесситами Львом Гитгарцем, Фимой Дашевским, Юрием Теслером и Григорием Авербухом.
Из числа единомышленников нужно создать группы – так называемые «десятки», во главе которых должен стоять человек, отвечающий как за группу, так и за определенное направление деятельности. Чацкин предложил создать группы: дипломатической работы, пропаганды, финансовую группу и группу самообороны, ульпан для изучения иврита и самую главную – административную группу, управляющую всеми «десятками».
Дипломатическая группа, предложил друзьям химик, в сотрудничестве с группой пропаганды должна отслеживать политическую обстановку в Москве: как советское руководство собирается решать еврейский вопрос? И, конечно, составлять списки евреев, готовых репатриироваться в Израиль.
Таким образом, в подходящий момент евреи могли бы организованно обратиться к советскому правительству c просьбой разрешить им выезд на историческую родину. Чацкин справедливо полагал, что давления извне, со стороны Израиля, недостаточно, и нужно стучаться в высокие кабинеты снизу. Если евреи массово обратятся в советское правительство – соответствующие органы в конце концов дадут добро.
На финансовую группу предполагалось возложить сбор денежных средств среди сочувствующих. Каждый член финансовой группы должен был привлечь 10 человек, готовых помогать репатриантам. Часть собранных средств предполагалось использовать для оплаты поездок активистов группы по стране.
Группа по изучению иврита должна была подготовить будущих репатриантов для жизни в Израиле, чтобы советские евреи смогли сразу привыкнуть к новой стране и включиться в местную жизнь.
Присутствующие живо обсудили предложение Исаака Зусьевича, а Фима Дашевский, зубной техник-хромировщик поликлиники Одесского военного округа, даже высказал желание поехать в Москву на разведку, чтобы выяснить, как продвигается сейчас еврейский вопрос.
Идея репатриироваться в Израиль так захватила Чацкина, что он, пренебрегая собственной безопасностью, стал обсуждать эту тему даже с малознакомыми людьми. И, конечно, тут же попал в поле зрения советских спецслужб.
Агент МГБ «Марков», он же Яков Маркович Верников, зубной техник по профессии, на квартире у своего тестя Льва Гитгарца постоянно встречал Чацкина, заходившего в гости.
В апреле 1946 года Чацкин, в ответ на жалобы Верникова на семейные неурядицы, предложил ему вступить в группу евреев, в задачи которых входила борьба за самостоятельное еврейское государство и оказание содействия евреям, желающим выехать в Палестину.
Пожилой человек, он уже не мог приступить к активной деятельности – только агитировал кого мог. Однако этого было достаточно. Попав однажды на карандаш к чекистам, заинтересованным в поимке еврейских националистов, выпасть из списка «разрабатываемых» было практически невозможно. В 1949 году по агентурному делу Чацкина (кодовое название – «Фарисеи») начал работать агент «Строев», а в июле 1950 к нему присоединяется сексот по кличке «Давыд».
Ничего не подозревающий с Исаак Зусьевич доверительно им сообщил, что ему удалось собрать группу еврейской самообороны из 5 человек. Разразись война, каждый из них мог бы выставить по 20 бойцов, которые, в случае поражения СССР, смогли бы защитить еврейские семьи от погромщиков.
Группа еврейской самообороны очень заинтересовала Министерство государственной безопасности. Но еще больше – информация о террористических планах инженера-химика. Еще 23 июля 1950 года Чацкин якобы говорил «Давыду» о том, что советская власть очень боится любого «выноса сора из избы», поэтому, чисто теоретически, террор мог бы быть весьма эффективным методом борьбы.
«Позже я подумал, что этим делом пока заниматься не следует... Против власти нужно бороться путем подготовки настроений людей и ждать для нас нужной нам политической обстановки...» – так зафиксировал слова Чацкина агент.
Спустя три года следователь Зинченко, в чьем распоряжении были агентурные данные, ухватился за «террористическую группу» и «группу самообороны» как за основные пункты обвинения.
21 февраля, после недели непрерывных допросов, следственный отдел постановил привлечь Исаака Чацкина в качестве обвиняемого по статьям УК УССР 54-10 часть II (антисоветская пропаганда и агитация) и 54-2 (вооруженное восстание).
На Чацкина оказывалось беспрецедентное давление: следователь требовал, чтобы тот назвал подготовленных им боевиков для осуществления террористических атак.
«О том, чего не было в действительности, я показаний давать не могу», – Исаак Зусьевич наотрез отказывался оговаривать кого-либо: статья 54 украинского УК предполагала наказание вплоть до расстрела.
Дело об одесской подпольной организации продолжало раскручиваться. Среди знакомых и бывших коллег Чацкина по Одесскому зеркальному заводу прокатилась волна арестов.
27 февраля 1953 года были арестованы Шлема Балагула и Липа Шварцбейн, 7 марта – Григорий Кристаль, 17 марта – Лев Гитгарц, 20 марта – Меер Шварцман. Близкий приятель Исаака, врач Абрам Ильич Вольфсон, спешно покинул Одессу и таким образом скрылся от следствия.
Начальник цеха зеркального завода Шлема Фроймович Балагула, фронтовик, на следствии и последующем судебном процессе всё отрицал: Чацкина знаю исключительно по работе, об Израиле c инженером никогда не разговаривали.
Точно так же отрицал какие-либо разговоры, направленные против советской власти, и зеркальщик Кагановичского райпромкомбината Меер Юдкович Шварцман.
Арестованный химик санитарно-эпидемической станции на Сталинградской железной дороге Григорий Евсеевич Кристаль, также бывший коллега Чацкина по Одесскому зеркальному заводу, на допросе 20 марта 1953 года охарактеризовал Исаака Зусьевича как «человека старого уклада», еврейского националиста, выступающего за неукоснительное соблюдение еврейских религиозных обрядов. По словам Кристаля, Чацкин критиковал советскую политику гонений на евреев и призывал проводить среди евреев «разъяснительную работу» – пропагандировать репатриацию в Израиль.
Арестованный по делу «группы Чацкина» зубной техник поликлиники Одесского военного округа Лев Яковлевич Гитгарц на втором допросе 17 марта 1953 года рассказал следствию, что на протяжении 1948-1949 годов, во время воскресных встреч для игры в карты, Исаак Чацкин не только пытался агитировать присутствующих евреев объединиться, но и предлагал осуществить коллективный побег в Израиль через румынскую границу. Нужно было только найти проводника в Черновцах, откуда можно было перейти на территорию Румынии и дальше – в Израиль.
По показаниям нескольких арестованных, до побега в Румынию Чацкин предлагал послать в израильское посольство в Москве своего представителя, который мог бы выяснить у дипломатов возможность организованной репатриации и возбудить соответствующее ходатайство.
По словам Гитгарца, еще во время боев между арабами и евреями в Палестине Чацкин говорил своим знакомым о важности создания среди одесской еврейской молодежи военизированной дружины, которая могла бы с разрешения советского правительства выехать на территорию подмандатной Палестины для защиты будущего израильского государства.
Стоит отметить, что такие настроения среди советских евреев были не редкостью. За месяц до создания Государства Израиль капитан запаса Эфраим Григорьевич Лемберг послал заместителю министра иностранных дел СССР А. Я. Вышинскому докладную записку на 24 страницах, в которой предлагал отправить 50 тысяч еврейских добровольцев, которые будут «сражаться на палестинском фронте, выполняя решающую роль в подрыве империалистического блока на Ближнем Востоке и побуждении региональных народов восстать против империалистов и продажных арабских правителей»…
А следствие вовлекало в дело всё новых и новых фигурантов. Липа Борухович Шварцбейн, управдом, взятый под стражу из-за «преступной связи с Чацкиным», всячески отрицал какую-либо причастность к антисоветской деятельности, но вспоминал, что его знакомый Исаак Чацкин пытался отправить некоего Петра Шапиро в Москву в израильское посольство.
Шапиро быстро нашли. Им оказался Петр Леонтьевич Шапиро, работник одесской артели «Металлоштамп», знавший Чацкина с детства. На допросе 14 мая 1953 года он подтвердил, что во время одной из случайных встреч с химиком в Одессе тот просил его во время поездки в Москву поинтересоваться положением еврейского населения и отношением к нему советских властей.
Допросили многих сотрудников Одесского стекольно-зеркального завода – из числа тех, кто не был арестован вместе с Чацкиным. Вызванный 13 апреля 1953 года следствием инспектор по кадрам Одесского стекольно-зеркального завода Константин Николаевич Туснолобов, бывший капитан НКВД, на допросе подробно рассказал, что во время посещения стекольно-зеркального завода Чацкин прямо в кабинете бухгалтера заявлял, что мечтает уехать в Эрец-Исраэль.
На реплику главного бухгалтера Масеева о том, что и в СССР можно жить неплохо, химик якобы выкрикнул: «Вот подожди. Ты сейчас работаешь главным бухгалтером, а скоро тебя отсюда выкинут и никуда тебя на работу не примут. И будешь всем ты чужой. В Израиле же жизнь лучше, и я буду там среди своих».
Сокурсник Чацкина по Одесскому химико-технологическому институту Роман Эммануилович Грубер рассказал следствию, что во время неожиданной встречи с Чацкиным осенью 1942 года в Тбилиси Исаак Зусьевич признался, что в грузинской столице он находился неспроста: в случае прорыва немецких войск в Закавказье оставался шанс эвакуироваться в Иран, а оттуда – в Эрец-Исраэль. На случай удачи у Чацкина с собой был слиток золота в медной оболочке.
По словам Грубера, после возвращения в Одессу Чацкин не только собирал в городе еврейских активистов, готовых к выезду в Израиль, но в одном из разговоров высказал уже откровенно крамольную мысль: «Власть, которая держится на страхе, долго существовать не может. Эта вся система должна когда-нибудь взорваться, и тогда для евреев наступит долгожданная перемена».
По сведениям нескольких свидетелей, Исаак Зусьевич предупреждал их и о скором выселении евреев в Биробиджан и сравнивал положение еврейского населения с татарским. По его мнению, на всякий случай лучшие из евреев должны были выехать в Биробиджан сами и подготовить для масс еврейского населения рабочие места и хорошее жилье.
Те же люди свидетельствовали, что при встречах с евреями Чацкин всегда использовал идиш, всячески критиковал дискриминационную политику приема евреев на работу и в высшие учебные заведения. Клеветал он и на обороноспособность страны, распространяясь о неминуемом поражении Советской армии от американской.
Пытаясь состряпать «групповое дело», следователи постановили все встречи Чацкина с подследственными на Одесском стекольном заводе, во время игры в карты и домино и организованные им застолья считать «нелегальными сборищами». На дне рождения Чацкина в 1951 году он, произнеся тост, сказал на иврите: «Лешана абаа бИрушулайм!» («В следующем году — в Иерусалиме!») – следствие зафиксировало и это.
Дело Чацкина и его группы подходило к концу. 30 мая 1953 года Исаак Зусьевич ознакомился с делом и от ходатайства к следствию отказался. Обвинительное заключение гласило: Чацкин признался в том, что он являлся инициатором и вдохновителем создания подпольной антисоветской организации, занимался вербовкой единомышленников, проводил националистическую пропаганду и высказывал намерение бежать из СССР в Израиль.
Заседание областного суда планировалось на 27 июня 1953 года, но начальник Одесской внутренней тюрьмы ходатайствовал о переносе его на 8-10 дней из-за плохого самочувствия подследственного. В представленном акте было указано, что 21 июня 1953 года арестованный Чацкин «случайно» упал в камере № 53 коленом на цементный пол, а боком на табуретку, поэтому не мог принять участие в слушании дела в назначенное время.
Наконец, 15-18 июля 1953 года все шестеро подсудимых предстали на закрытом заседании перед Одесским областным судом под председательством Василия Нефеда. На самом процессе виновным Чацкин себя не признал и в своем объяснении суду отметил, что все евреи интересуются жизнью в Израиле, который признало и которому помогало Советское государство. «Я в чем сижу и стою, хочу... оставить Россию. Я ничего не желаю взять с собой от Советского Союза, – заявил на суде пожилой человек. – Русские и евреи – это две кошки в мешке, которых нужно разъединить». Чацкин во всеуслышание заявил, что в СССР руководство настроено антисемитски.
Он также подтвердил, что после войны пытался обсудить с друзьями отъезд евреев в Палестину и во время игры в карты в квартире Льва Гитгарца действительно выдвинул идею создания еврейских групп. По его словам, на все его предложения и разговоры сидящие с ним на скамье подсудимых или реагировали отрицательно, или молчали. А подсудимый Шварцман вообще никогда не был «на сборищах» и решительно ничего не знает. Часть показаний, в которых он оговаривал других людей, он подписал из-за того, что во время допроса «катался по полу», а текст очных ставок был написан следователем заранее. Однако суд эти признания в расчет не принял.
Исаак Чацкин был приговорен по статьям УК УССР 54-10 часть II и 54-2 к 25 годам исправительно-трудовых лагерей с конфискацией имущества и 5-летним поражением в правах. Крупные сроки получили и все проходившие по делу Чацкина, за исключением Меера Шварцмана, обвиненного в недоносительстве по статье 54-12 УК УССР и тут же амнистированного на основании статей 5 и 7 Указа от 27 марта 1953 года «Об амнистии».
Через неделю адвокат Чацкина Е. К. Трастанец подала кассационную жалобу, указывая, что факт организации Чацкиным антисоветской группы так и не был доказан. Часть свидетелей показала, что Чацкина с его призывами никто не слушал, считая пожилого человека сумасшедшим. Не преминула адвокат упомянуть и подозрительным образом сломанную ногу осужденного – тот сидел на заседаниях суда в гипсе.
Исаак Зусьевич и сам решил написать в Верховный суд Украинской ССР. В письме он задавался вопросом: что может быть криминального в желании выехать на родину предков? Патриот и националист – это разные вещи.
Найденная у Чацкина во время обыска записная книжка содержала проект Еврейско-арабской Академии Наук, которую тот мечтал организовать по приезду в Израиль. Академия должна была быть открыта не только для двух коренных народов Израиля, но вообще для всех народов мира. Особое внимание предполагалось уделить «законам мира» и Периодической системе элементов…
Тем не менее, Верховный суд был непреклонен и, рассмотрев жалобы Чацкина и его адвоката, оставил приговор без изменений. В ноябре 1953 года 60-летнего Исаака Зусьевича этапировали в мордовский Дубравный лагерь МВД – особый лагерь для политзаключенных.
Через два года после смерти Сталина лед понемногу тронулся, и Председатель Верховного Суда СССР удовлетворил ходатайство адвоката. Суд наконец-то учел заявление Чацкина о незаконных методах ведения следствия и признал, что доказательств осуществления им какой-либо организационной работы по созданию преступных групп у суда не было, а встречи Чацкина с осужденными товарищами не носили организованный характер. Приговор химику переквалифицировали по статье 54-10 ч. 1 УК РСФСР и срок сократили – 10 лет без конфискации имущества.
Его товарищей – Липу Шварцбейна, Григория Кристаля и Шлему Балагулу – судебная коллегия по уголовным делам Верховного суда в конце ноября 1955 года полностью оправдала и дело в их отношении закрыла за недоказанностью обвинения.
По сообщению главного бухгалтера Дубравлага, сам «глава подпольной организации» Исаак Зусьевич Чацкин к концу января 1956 года тоже освободился и отбыл по месту прописки – в Одессу.
Чацкин не собирался с оружием в руках выступать против СССР – он хотел всего лишь уехать в заветную Землю Израиля вместе со всеми другими евреями. В условиях сталинского режима одни посчитали его сумасшедшим, другие – преступником. Спустя десятилетия его слова оказались пророческими: система взорвалась, и для евреев наступили долгожданные перемены.
Мечта Чацкина осуществилась гораздо позже – сотни тысяч евреев Советского Союза получили возможность свободно репатриироваться в Израиль. Агитировать за алию стало совершенно законно, и в городах Союза открыли свои представительства занимавшийся консульской работой «Натив» и ответственный за доставку репатриантов «Сохнут».
В 1992 году Исаак Зусьевич Чацкин был посмертно реабилитирован. Он не дожил до мощной волны Большой алии из постсоветского пространства, он так и не смог осуществить свой собственный «исход из рабства». Но он боролся, искал и не сдался. Его вера приближала победу советских евреев в борьбе за свою родину.
24.03.2021
