Михаил Шульман
1907 – 1993
Зимой 1948 года 2 отдел УМГБ Львовской области начал получать тревожные донесения: во Львове, прямо под носом советских спецслужб, действует американский шпион и террорист, готовящийся к совершению самых тяжких преступлений против руководителей партии и советского правительства. Полковник Майструк, заместитель начальника львовского УМГБ, потребовал от подчиненных срочно заняться террористом и поощрить трудовой энтузиазм агента, принесшего эту важнейшую информацию. Агент Востоков, он же массовик санатория «Любень Великий» Михаил Борисович Шульман, сообщал, что разоблаченный им террорист, Яков Нахманович Гительман, хоть и весьма молод, но уже успел изрядно навредить безопасности Советского Союза.
Согласно донесению Шульмана, Гительман, будучи в эвакуации в Ташкенте, неоднократно помогал еврейскому шпиону, сотрудничавшему с западными разведками, нелегально переходить советско-афганскую границу. Но самыми опасными были намерения Гительмана в отношении Генералиссимуса СССР, товарища Сталина, которыми тот поделился с агентом: «Этот человек является причиной всех бедствий еврейского народа, и для осуществления террористического акта над ним я пожертвую своей жизнью». Если не сам Сталин, то любой другой видный советский деятель, приехавший во Львов, мог пасть от руки террориста. Для осуществления своих планов Яков Гительман, боксер и самбист, всегда носил с собой стилет и кастет.
Вскоре от Востокова пришло еще одно донесение: Гительман собирается приобрести в Черновцах пистолет, чтобы убить своего троюродного брата, служащего в Военном Трибунале войск МВД Львовской области. Завладев хранящимся у родственника табельным оружием и большой суммой денег, он планирует уйти в Польшу.
Обеспокоенные чекисты приказали Шульману держать Гительмана под усиленным наблюдением, дополнительно установив еще и наружное наблюдение за ним. Агент продолжал писать донесения, одно страшнее другого. 14 марта 1949 года львовские эмгэбэшники арестовали Гительмана.
Однако радость львовских архаровцев, успевших отрапортовать в Киев замминистра госбезопасности УССР Есипенко об успешно проведенной операции, вскоре сменилась на подлинный ужас. «Террорист» Гительман меньше всего походил на профессионального спортсмена, и, к тому же, на поверку оказался пациентом Львовской психиатрической больницы с давно прогрессирующей шизофренией.
Получивший в Киеве страшный разнос полковник Майструк рвал и метал, ища виноватых. Во время этого разбора полетов на «провокаторское поведение» Михаила Шульмана, агента УМГБ, обратил внимание прокурор Львовского военного округа. Оказавшись умнее своих коллег, он понял, что долгое время бывший политзэк Шульман, умело изображая из себя аккуратного и преданного агента, водил областное УМГБ за нос, саботируя реальную агентурную работу и выдумывая всякие небылицы.
Событий в жизни Шульмана хватило бы на добрый десяток биографий. Михаил Борисович (изначально — Борухович) родился в 1907 году в Одессе в семье Малки Абрамовны Голдберг и Боруха Лейбовича Шульмана. Отец Михаила, Борух Шульман, был профессиональным певцом. Сменив «короля российских канторов» Эфроима Разумного, он занял должность главного кантора Шалашной синагоги в Одессе, где с большими аншлагами выступал вплоть до большевистского переворота. После Октябрьской революции 1917 года, когда коммунисты постепенно начали затягивать удавку на шее всех «социально чуждых», не обделили они своим вниманием и отца Миши. Власть требовала, чтобы кантор Шульман прекратил отправление служб, а вскоре одесская Шалашная синагога и вовсе сгорела дотла. Семья Шульмана, из-за давления властей, начала переезжать с места на место, и вскоре Борух Шульман, как служитель культа, предсказуемо был лишен избирательных прав. Как писал в своих мемуарах Михаил Борисович, это событие стало концом их большой семьи, то есть-разводом родителей: «Мы рассыпались по огромной России в поисках жизненных путей».
В семье Шульманов было много детей. Старший сын, Зиновий, стал впоследствии, как и отец, известным исполнителем еврейских песен, средний, Натан, с отличием окончил Московскую Государственную консерваторию по классу профессора Гольденвейзера и долго состоял главным концертмейстером Киевской оперы. Были еще две сестры: старшая, Роза, и младшая, Симона, работавшая после войны в редколлегии газеты «Вечерняя Москва».
С отцом у подросшего Михаила отношения были сложными, в том числе из-за отношения сына к социализму. Совсем молодой Шульман, как и многие его ровесники-евреи, «заболел» большевизмом. Объяснить это странное с первого взгляда явление можно было непростой историей российского еврейства. Еще до Октябрьской революции Миша ездил с отцом на гастроли в Петроград, где они гостили у самого Шаляпина. Великий русский певец прочил кантору Шульману большое будущее, но его можно было достичь лишь одним — отречением от собственных корней. Коммунисты же в первые годы своей власти демонстративно открещивались от махрового русского шовинизма, обещая всем равные права и возможности.
До 1923 года Михаил Шульман жил с отцом, но затем отправился в Баку, где вступил в комсомол и устроился работать на промыслы «Азнефти». В скором времени одаренного молодого человека, обладавшего невероятной энергией и жаждой деятельности, заметили и приняли в ВКП(б). Переехав в 1927 году из Баку в Москву, Шульман поступил на курсы Государственных экспериментальных театральных мастерских студии Всеволода Мейерхольда, которые окончил через три года. В Москве он перезнакомился со всей столичной богемой, став одним из организаторов Краснознаменного ансамбля красноармейской песни и пляски СССР — известного впоследствии как Ансамбль Александрова. Отслужив в армии, он стал сначала заместителем, а затем начальником и режиссером прославленного коллектива. Если в 1928 году ансамбль насчитывал всего 12 человек, то к 1937 году, благодаря усилиям Шульмана, проявившего себя отличным администратором, коллектив вырос до 274 человек.
Как пламенный коммунист и начальник военного ансамбля, Михаил Шульман находился весьма близко от высших военных и партийных кругов. Сам «вождь народов», Иосиф Сталин, очень любил посещать концерты своего «придворного ансамбля».
Однако карьера Шульмана, все время шедшая в гору, резко оборвалась в 1937 году. Краснознаменный ансамбль гастролировал тогда в Париже. Прямо во время гастролей Шульман получил трагическое известие: покончил с собой его руководитель, начальник Политуправления РККА Яков Гамарник, ждавший неминуемого ареста по делу Тухачевского.
Вернувшись из Франции с Гран-при Всемирной выставки в Москву 9 октября 1937 года, Михаил Борисович вышел с вокзала и буквально через несколько минут был арестован сотрудниками НКВД в качестве подозреваемого по делу работников политуправления РККА.
Шульману, водворенному в Бутырку, было предъявлено нелепое обвинение по статьям 58-8 и 58-11 УК РСФСР: будто бы он, по заданию маршала Тухачевского, собирался совершить во время гастролей в Париже террористический акт против французского премьер-министра Даладье. Когда же это обвинение провалилось, чекисты поменяли версию на более, с их точки зрения, приземленную: Шульман хотел убить самого Генерального комиссара государственной безопасности Ежова, а вдобавок к нему — и наркома обороны СССР Ворошилова.
Следствие по особо важному делу велось в лучших традициях НКВД. Во время дознания один из следователей избивал Шульмана смертным боем. Не добившись признательных показаний, он ставил арестованного на «конвейер»: лицом к стене, руки по швам (лицом к стене, руки по швам, и так долгие часы. Следователи уходили со смены домой, а заключенный продолжал стоять пока не падал на пол). Определенного рода спасением для заключенного было поведение второго следователя, человека циничного, который прямо заявлял Михаилу Борисовичу: «Шульман, да я прекрасно знаю, что никакой вы не террорист, но, сами понимаете, у меня жена и дети». Предупредив Шульмана, что по его делу в любом случае никто без «вышака» не останется, он ни разу его не бил, а когда кто-то из сотрудников проходил по коридору, кричал на весь кабинет: «Сволочь троцкистская, руки по швам!».
Трижды Шульман лежал в Бутырской тюремной больнице с переломами ребер и сотрясениями мозга. Еще во время следствия, после истязаний, арестованный в невменяемом состоянии оказался в Казанской тюремной психбольнице. Но, отпоив Шульмана лекарствами, врачи признали его здоровым, а значит, вполне готовым отбыть наказание. Бывший главный администратор Ансамбля Александрова в июле 1939 года снова оказался в тюремной камере, откуда после заседания Особого совещания при НКВД СССР был отправлен в УСВИТЛАГ на Колыме, получив 8 лет лишения свободы.
Шульман прибыл на Колыму в октябре 1939 года этапом, состоящим из 1500 заключенных, а уже через три месяца из его этапа в живых осталось лишь 70 человек. Точно такая же участь постигла его «подельников». Единственное отличие состояло в том, что все они погибли от выстрела в затылок из чекистских наганов. Шульман выжил только потому, что ничего не подписал и ни в чем не признался. Михаил Борисович свое поведение объяснил чистой случайностью: сильнейшее нервное потрясение сделало его нечувствительным к боли. Задолго до своего попадания в тюремную психбольницу он перестал чувствовать удары живодера-следователя, чем не могли похвастаться его товарищи по несчастью.
В первый раз Михаил Шульман был женат на Сусанне Юльевне Пинус. Его первая дочь родилась, когда он уже находился под следствием. Уверенный, что со своей супругой он скорее всего уже никогда не увидится, Шульман решил не ломать ей жизнь. Договорившись с одним авторитетным вором, пользовавшимся расположением лагерного начальства, Шульман направил через него телеграмму своему отцу: «Москва, Никольская 6 квартира 36 Борису Львовичу Шульману — Ваш сын Михаил Шульман трагически погиб во время обвала шахты... Его друг Павел...». Через полтора года Сусанна Юрьевна вышла замуж за друга Шульмана, который удочерил его дочь Ирину.
Сидел Михаил Шульман на Колыме, добывая золото на шахтах «Дальстроя». Когда 9 октября 1945 срок его заключения подошел к концу, Шульмана из Магадана не отпустили. Пришлось ему, как бывшему культработнику, стать в «Дальстрое» вольнонаемным начальником клуба ВОХР УМВД.
Не успел Михаил Борисович провести в относительно сносных условиях и нескольких месяцев, как был вызван оперативно-чекистским отделом УМВД на разговор. Магаданским оперативникам стало известно, что, находясь в лагере, Шульман был близок с «троцкистами и другими антисоветскими элементами», которые в местах лишения свободы объединились в подпольную организацию. Группу идейных коммунистов и комсомольцев, противников сталинизма, возглавляли репрессированная советская журналистка и поэтесса Елена Владимирова, сценарист Аркадий Добровольский и журналист Валерий Ладейщиков. В 1944 году Владимирова составила программный документ группы — «Сталинский „социализм“ в свете ленинизма», подпольщики писали и распространяли антисоветские стихи и готовили материалы к книге «Колымская каторга».
В марте 1945 года основные фигуранты дела получили крупные сроки, но чекисты продолжали искать связанных с ними лиц. Шантажируя только что освободившегося Шульмана имевшимся на него компроматом, 8 декабря 1945 года оперативники завербовали его в качестве агента, которому следовало присматривать за врагами народа. Истощенный Шульман, награжденный за годы следствий, отсидок, этапов несколькими дырками в черепе и пятью переломанными ребрами, документ о сотрудничестве подписал, хотя реально работать на органы, конечно, не собирался.
Получив осенью 1946 года паспорт, который запрещал ему проживание в 39 городах Союза, Михаил Борисович отправился в Москву. Находясь около двух месяцев нелегально в советской столице, бывший политзэк безуспешно ходатайствовал о прописке во Львове, где жили его брат Зиновий, отец и мать. Для того, чтобы попасть к родным, он пошел на хитрость: подал на имя министра госбезопасности СССР Абакумова заявление, дескать, у него имеется ряд ценных сведений, которые он может изложить министру. К министру Шульмана, конечно же, не вызвали, но позволили «активисту» переехать во Львов.
Поселившись на одной из квартир брата Зиновия, Михаил Борисович сначала нашел место во Львовской филармонии, а затем устроился массовиком курорта «Любень Великий». Жизнь потихоньку налаживалась, но в разгар кампании по борьбе с космополитизмом о Шульмане вновь вспомнили. 18 февраля 1948 года его вызвали во 2 отдел УМГБ Львовской области, где ошарашили вопросом: «Шульман, так что вы собирались сообщить министру?». Применив все свои актерские способности, Шульман заявил чекистам, что враг не дремлет. Он указал на личный пример: имея запрет на проживание в 39 населенных пунктах, ему удалось жить в Москве, прописаться в Киеве, а во Львове получить новый паспорт. А вдруг этим сможет воспользоваться шпион?!
Как позже констатировали чекисты, для того, чтобы заслужить доверие работников УМГБ Львовской области, Михаил Шульман стал представлять в УМГБ разнообразные сведения, в том числе на своего родного брата, артиста, исполнителя еврейских песен Зиновия Шульмана. Вся тонкость состояла в том, что сведения эти от Михаила начали поступать после негласного допроса его братьев Зиновия и Натана, давших признательные показания о своей подготовке к бегству в США. Зиновий Шульман, который точно так же подписал бумагу о сотрудничестве и стал агентом по кличке Симон, вскоре после допросов «расшифровался» перед родными. Скомпрометировать его перед органами уже было невозможно и добавить нечего. Два сына и оба агента выкручивались из этого положения как могли.
Имея дело с МГБ, Михаил Борисович понимал, что для изображения лояльности нужно было что-то приносить органам, но, чтобы никому не навредить, это информация должна была быть или неактуальной, или и вовсе вымышленной. Кроме того, только принося эмгэбэшникам собственные «разработки», можно было хоть как-то оттягивать исполнение их прямых заданий на слежку за еврейской интеллигенцией. Занимавшийся во Львовском УМГБ сионистами куратор Шульмана Яблонский был стреляным воробьем, он требовал не дежурных меморандумов с информацией, которой располагала любая львовская торговка, а чего-то куда более серьезного. В итоге у Михаила Шульмана созрел план.
К Жанне, дочери Зиновия Шульмана, частенько захаживал знакомый парень, больной шизофренией Яков Гительман. Прекрасно понимая, что даже в случае ареста Гительман будет отпущен, Шульман начал свою игру. Рассказав Гительману, что и он, и Зиновий вынуждены были пойти на сотрудничество с МГБ, Шульман начал сочинять донесения о разоблаченном им американском наймите, связанным с «Радио Свобода» и занимавшимся в столице Галичины не только шпионажем, но и подготовкой террористических актов.
Львовские чекисты настолько поверили агенту Востокову, что в августе 1948 года отрядили его шпионить за Александром Григорьевичем Друзем, бывшим режиссером Черновицкого еврейского театра. Друзь, член правления Львовской еврейской общины, подозревался в нелегальной переправке советских евреев в Польшу.
В оперативных целях Шульман был уволен с курорта «Любень Великий» и переведен на работу во Львов. Раздобыв ему справку о том, что он окончил курсы массовиков и преподавателей бальных танцев, эмгэбэшники устроили его в клуб работников «Промкооперации».
Другим важным объектом для разработки, который доверили Шульману, был его хороший знакомый, еврейский поэт и драматург Мойше Пинчевский, живший в Черновцах и частенько бывавший во Львове.
Были и другие еврейские режиссеры, писатели, поэты, представители местной еврейской интеллигенции, которые нужны были ведомству Берии в качестве жертв. Впрочем, задания по их разработке Шульман продолжал игнорировать, все активнее снабжая МГБ донесениями по делу «террориста и шпиона» Гительмана.
После отношения бдительного прокурора Львовского Военного округа по поводу Шульмана его работу в качестве агента стали активно перепроверять. Итогом стала телеграмма, поступившая вечером 9 февраля 1950 года в УМГБ по Львовской области. Киевское начальство требовало срочно арестовать «двурушника и провокатора».
Согласно справке от 25 февраля 1950 года, подписанной начальником следственной части МГБ УССР Цепковым, Шульман, арестованный по месту жительства 17 февраля 1950 года и этапированный в Киев, сотрудничая с УМГБ Львовской области, занимался дезинформацией и провоцированием. Правда, официально взяли Шульмана по старому делу.
На допросах Шульман показал, что он являлся участником троцкистской организации, ставившей своей целью совершение террористических актов против руководителей ВКП(б) и правительства. Он также показал, что, после освобождения из лагеря, поставив своих соратников в известность, специально внедрился в органы и проводил подрывную работу, оставаясь на враждебных позициях к советской власти. Это был полнейший вымысел, но арестованный осознавал, что органы все равно ему отомстят, так чего тогда мелочиться! Если террорист — значит террорист.
Шульман получил 5 лет ИТЛ с последующим направлением в ссылку на поселение. Прибыв в Воркуту, Михаил Борисович решился на отчаянный шаг — пытался покончить жизнь самоубийством. Перерезал вены на руках, его едва спасли. После выздоровления Шульмана, за вопиющее нарушение лагерного режима, посадили в БУР (барак усиленного режима), а потом перевели в отдельный лагерный пункт №9, где даже по территории лагеря зэки могли передвигаться только под конвоем.
Сидевший вместе с ним известный ивритский писатель Цви Прейгерзон вспоминал Михаила Шульмана как простого душевного человека, любящего напевать писателю отрывки из песнопений знаменитых канторов. В Особом лагере № 6 Коми АССР, где Шульман досиживал свой срок, он участвовал в самодеятельности при культурно-воспитательной части, играя на сцене и ставя спектакли. Но и после освобождения, в мае 1953 года, ему снова не разрешили выехать домой.
Михаил Борисович смог покинуть Воркуту вместе со своей второй супругой, Любовью Кондрашовой, и двумя детьми лишь в 1955 году. В 1956-м он был реабилитирован и восстановлен в партии. После реабилитации Михаил Шульман работал в рекламно-издательском отделе Всероссийского гастрольно-концертного объединения, а затем в Союзгосцирке. Сначала он настаивал, чтобы, согласно Постановлению Совета Министров СССР о реабилитированных, его восстановили на прежней работе, на должности начальника Краснознаменного ансамбля, но в Главном политическом управлении Советской армии этому, естественно, воспротивились. Тем более, по новым правилам, эту должность мог занимать только военный, чином не ниже полковника. В 1962 году Шульман был арестован уже в третий раз, но уже не «за политику», а по хозяйственному делу. Через год он был оправдан.
Долгие годы после возвращения из-за колючки Шульман писал мемуары: о Колыме, о театре Мейерхольда, о своих мытарствах после реабилитации. Все эти записки Михаил Борисович безуспешно пытался опубликовать, но даже те рукописи, которые непосредственно не касались сталинских репрессий, советские издательства возвращали без ответа.
Cценарист и драматург Александр Гладков, старый приятель Шульмана, в своем дневнике писал, что когда Михаил Борисович отправил Константину Симонову свои воспоминания о Маяковском, тот позвонил ему, поблагодарил и даже прислал книжку с автографом. Обрадованный Шульман решил тогда послать Симонову свои лагерные воспоминания. Никакой реакции не последовало, а трубку известный советский писатель перестал брать навсегда.
18.01.2023
В 1974 году он репатриировался в Израиль (тот же Гладков пытался его отговорить, но тщетно). Когда Шульмана спрашивали, почему он, член КПСС, состоявший в ее рядах около 50 лет, порвал с партией и покинул пределы Советского Союза, он отвечал просто: «Хотел вырваться на свободу!».
По приезду в Израиль Михаил Борисович поселился на улице Рубинштейн в Яффо. Он издал книгу «Жизнь моя! Иль ты приснилась мне?» и 3-томный «Бутырский декамерон» с подзаголовком «Моя жизнь в новеллах», где скрупулезно описал массовые репрессии в Советском Союзе и всю сущность преступного режима. В 1979 году Шульман стал одним из подписантов обращения русскоязычных писателей Израиля, возмущенных арестом Игоря Губермана, посаженного по надуманной статье за отказ сотрудничать с карательными органами.
Михаила Борисовича Шульмана не стало в 1993 году. За год до этого, 31 августа 1992 года, он был полностью реабилитирован. Человек противоречивый и сложный, как и вся эпоха, он открыто покаялся, что своей неуемной деятельностью, которой, благодаря своему характеру, он отдавался целиком, способствовал прославлению партии, палача Сталина и его соратников. Бывший атеист, он стал верующим человеком, признаваясь, что в лагерях буквально почувствовал Его присутствие. Вернувшись в лоно еврейского народа, Михаил Шульман подтвердил мудрые слова Царя Соломона: «Тот, кто исповедуется и прекращает грешить, будет помилован». Благословенна его память.
