Иосиф Каминский
1887 – 1938
Иосиф Бенционович Каминский родился в украинском Елисаветграде (современный Кропивницкий), с легкой руки большевиков ставшего в 1934 году Зиновьевском. В том же 1934 году, 28 сентября, он, востребованный практикующий гинеколог и педагог медтехникума, был арестован сотрудниками НКВД. Арестовали его не случайно. Иосиф Каминский был видным сионистом, в молодости выступал на Десятом сионистском конгрессе в Базеле. Пламенный сторонник еврейского государства в Эрец-Исраэль, Каминский остался в России. Он предпочел подпольную борьбу за права еврейского народа.
Родители Каминского владели когда-то в Елисаветграде пекарней. В 1917 году его отец, Бенцион Каминский, начал торговать мукой, а в 1931 году вместе с женой, Песей Абрамовной, перебрался в Москву, где жили их взрослые дети – Иосиф, Борис и Фаня. Жена Иосифа Бенционовича, Зинаида Георгиевна Шуб, происходившая из очень образованной и состоятельной семьи, была домохозяйкой. С родителями в Москву приехала и самая младшая, 12-летняя дочь Эстер.
В юности Иосиф Бенционович окончил городское училище в Елисаветграде. Во время первой русской революции жил в Одессе, где учился в Одесской школе мукомолов – первом в России учебном заведении для будущих работников зерноперерабатывающей промышленности. Как и большинство его сверстников, одесских гимназистов и студентов, Иосиф поддержал выступления против монархии Романовых. За участие в революционных сходках и строительство баррикад Иосиф был арестован полицией. Сидел в застенках до появления «Высочайшего Манифеста об усовершенствовании государственного порядка» 17 октября 1905 года. Своим манифестом Романовы торжественно объявили о введении гражданских свобод, и местные власти вынуждены были отпустить часть арестованных.
После отсидки в тюрьме молодой человек, решивший к этому времени учиться на врача, начал готовиться к экзаменам на курс гимназии. Зарабатывал в это время на жизнь он репетиторством. К 1908 году эпопея Иосифа Бенционовича со сдачей предметов экстерном завершилась. Настала пора поступать в высшую школу. Во время революции 1905 года университетам была предоставлена автономия, а процентная норма для студентов-евреев была отменена. Однако, как только революционные выступления были подавлены, всё вернулось на круги своя. Иосиф Каминский вынужден был последовать примеру многих своих предшественников, российских евреев – он уехал за границу и поступил на медицинский факультет Берлинского университета.
Во время учебы Иосиф Бенционович окончательно убедился в правоте сионистского движения: не только в царской России, но даже и в просвещенной Европе евреи сталкивались с дискриминацией и открытой неприязнью. Студент окунулся с головой в еврейское национальное движение, приняв участие в сионистском конгрессе и работе сионистских организаций.
В 1914 году, накануне Первой мировой войны, Иосиф Каминский получил диплом врача по специальности «гинекология» и вернулся в Россию. Там иностранную степень пришлось подтверждать. Уже через год молодой специалист успешно сдал экзамены на врача в Саратовском университете. Но свои знания и умения пришлось сразу же применять на практике, и совсем не по прямой специальности. До конца Первой мировой Иосиф Бенционович служил в чине старшего ординатора военного госпиталя.
C 1922 года Иосиф Каминский преподавал в Московском медтехникуме «Медсантруд», а через три года был назначен заведующим гинекологическим кабинетом в одной из поликлиник советской столицы. На момент своего ареста Каминский работал доверенным врачом Райпрофсоюза Московско-Казанской железной дороги, продолжал преподавать и по совместительству служил в Первой объединенной поликлинике Московского железнодорожного узла.
Врач и педагог был задержан чекистами у себя дома в Малом Кисельном переулке по подозрению в контрреволюционной деятельности. Допрашивали Иосифа Каминского Яков Наумович Матусов, будущий писатель, в 1934 году служивший уполномоченным 1-го отделения Секретно-политического отдела Главного управления государственной безопасности НКВД СССР, а также его коллега, ставший впоследствии большим кагэбэшным чином – Гавриил Горелкин.
На первом допросе, состоявшемся 30 сентября 1934 года, Иосифа Бенционовича спросили, как он относится к еврейскому вопросу в СССР. Ответ арестованного был сдержанным: «У меня имеется некоторое недопонимание... газеты “Дер Эмес”». По словам арестованного врача, это недопонимание, во-первых, касалось не совсем понятной позиции советских журналистов в отношении преследования евреев властями Германии и Польши. Констатируя эти притеснения, большевики не поясняли, куда несчастным людям следовало деваться от фашистов. В Советский Союз беженцев не приглашали, а о том, что евреям можно было ехать на свою историческую родину – Эрец-Исраэль – в советской печати не было ни слова. Второй момент, который возмущал врача, касался отношения советских журналистов к ивриту: «Считаю неправильным проповедование газетой “Дер-Эмес” запрета древнееврейского языка в Советском Союзе». И с легким сарказмом, несмотря на свое положение, добавил: «Закона о запрещении иврита в СССР как будто бы нет!?» Следователь пытался задавать откровенно провокационные вопросы: «Считаете ли вы организацию “Тарбут” контрреволюционной?» – «Не вижу ничего антисоветского в существовании организации вроде “Тарбут”, в задачу которой входило бы распространение иврита как языка, и только».
На допросе выяснилось, что Иосиф Бенционович в 1925-1926 годах около полугода состоял в так называемом «легальном Гехалуце». «Гехалуц» –сионистская организация, целью которой была подготовка еврейской молодежи к поселению в Палестине. К 1923 году она раскололась на две фракции, одна из которых ушла в подполье, а другая, пытаясь лавировать в условиях большевистского террора, легализовалась. Характерно, что в уставе легального «Гехалуца» сохранялся пункт о «строительстве торгового центра в Эрец-Исраэль», а большинство его членов вынужденно сотрудничало с властями. Когда в 1926 давление властей на организацию усилилось, а штаб-квартира «легальных» сионистов в Москве подверглась обыску, из «Гехалуца» Иосифу Бенционовичу пришлось выйти. Однако взглядов своих он не поменял.
В эти годы конторы и фабрики, общественные организации и просто городские улицы кишмя кишели секретными сотрудниками сталинской охранки. Это ни для кого не было секретом. Но Каминский, сам иногда проявлял неосторожность и открыто читал в общественном транспорте газеты на иврите. Следствие предполагало, что размеренная жизнь московского врача была лишь ширмой для подпольной деятельности.
В записной книжке Иосифа Бенционовича, найденной при обыске, сотрудники НКВД нашли интересующие их фамилии: Баазов и Кугель. Каминский пояснил, что знаком с ними несколько лет, но ничего не знает об их политических взглядах. Нашли также рукопись, «тенденциозно» рисующую нерадостную картину положения народа в Советском Союзе. Этот документ чекистов особенно заинтересовал: «С какой целью написали эту рукопись?» – «Рукопись я написал в состоянии душевного раздражения, не преследуя никакой цели». Однако следствие располагало полученной из надежных источников информацией, что московский врач писал такие вещи не в стол, а для публикации в Палестине.
В найденном документе говорилось, что советских граждан из-за бездарной большевистской экономической политики ожидало лишь вымирание. Массовый голод, охвативший в 1932-1933 годах всю территорию Украинской ССР, Поволжье, Кавказ, Сибирь, Белоруссию и Казахстан, прекрасно иллюстрировал всю тяжесть сложившейся ситуации. В своей рукописи Каминский уделил внимание и цветущему пышным цветом антисемитизму, не только «уличному», но и витавшему в высоких кабинетах чиновников. Еще одна «победа» советской власти, проповедовавшей интернационализм, но на деле стравливающей между собой различные народы, населявшие «красную империю», оказалась мыльным пузырем. Иосиф Бенционович прошелся и по «специфическому режиму», строящемуся на диктатуре одной лишь партии, полностью запретившей в стране общественную жизнь.
По информации следствия, врач Каминский приложил руку и к изданию нелегального сионистского информационного бюллетеня, распространявшегося по советским городам «Мерказом» – центральным комитетом подпольной сионистской организации. Этот факт врач также на следствии сначала отрицал. Мол, он всего лишь брал газету «Давар» для собственных нужд и для знакомых делал выписки с переводом на русский – всем же евреям интересно, что происходит в Палестине!
В конце октября 1934 года чекисты всё еще пытались получить от Каминского показания. Во время допроса, состоявшегося 21 октября 1934 года, Иосиф Бенционович признался в том, что считал желательным создание в СССР сионистской организации, которая оказывала бы людям содействие в выезде в Палестину. Однако он настаивал на том, что такой структуры в стране нет: «Сионистской организации в СССР не существует… Я слышал, что в отдельных городах имеются считанные лица с приблизительно такими же взглядами, но они организационно не связаны между собой».
16 ноября 1934 года у аппарата ГУГБ НКВД, торопящегося с посадками, начали сдавать нервы. «Состоите ли вы членом организации, именующей себя “Алгемейн-Сион”?» – наседал следователь. Иосиф Бенционович стоял на своем: ничего по существу добавить к своим показаниям не могу, в Центральном комитете «Алгемейн-Сион» никогда не состоял. «Были ли вы с Борисом Декслером и Сашей Базовым в гостинице “Националь”?» – сотрудники были весьма неплохо осведомлены обо всех передвижениях арестованного врача – «Случаев совместного пребывания с Декслером и Базовым в гостинице “Националь” я не припоминаю».
В Бутырском изоляторе врачу сиделось тяжело. У арестованного изъяли очки, без которых он обходиться не мог, Иосифа Бенционовича мучила тяжелая подагра и острые сердечные боли – Каминский страдал пороком сердца. Его жена, Зинаида Георгиевна, засыпала НКВД просьбами разрешить мужу свидание с ней и дочерью Эстер, и принять во внимание его состояние здоровья. Всё тщетно – чекистам нужны были людские жизни.
В своем заявлении, поданном 16 декабря 1934 года в следственную часть НКВД, врач указал, что предыдущий протокол ему пришлось подписать в половине четвертого утра, когда он уже ничего не соображал. «Считаю своим долгом заявить, что термин “организация” неправильно применен мною, так как то неорганизованное движение … не укладывается в понятие организации», – все политические, попавшие в чекистские застенки, знали, что за организованную деятельность наказание было строже.
После пяти месяцев ночных допросов и всяческих издевательств Иосиф Бенционович вынужден был подписаться под протоколом, в котором он признавался в том, что участвовал в сионистском движении. Каминский показал, что не позднее весны 1933 года, по приглашению уехавшего в Палестину ивритского писателя Авраама Криворучко-Карива или какого-то другого сиониста, он пришел на встречу с незнакомым ему человеком. С Криворучко арестованный был знаком еще по «Гехалуцу», вопросы на встрече предполагалось обсуждать серьезные – о сионистском движении в Советском Союзе. Незнакомцем оказался Марк Ефимович Бронштейн, старый и уважаемый сионист, наслышанный о взглядах врача. По словам Каминского, Марк Бронштейн предложил ему принять участие в деле оказания помощи ссыльным и заключенным сионистам. Человек идейный, преданный борьбе за будущее еврейского народа, Каминcкий сразу же согласился.
Марк Бронштейн связал Иосифа Бенционовича еще с одним соратником – Виктором Рафаиловичем Кугелем. Виктор Кугель был специалистом по печатным машинам и работал в одной из московских типографий. Работал в журнале «Театр и искусство», заведовал также издательствами журналов «Сатирикон» и «Синий журнал». На Виктора Кугеля и Иосифа Каминского была возложена ответственная задача. На конспиративной квартире активистов встретил посланец «Джойнта» в России Иосиф Розен, который передал на помощь репрессированным две тысячи рублей.
Немного позже к подполью присоединился еще один человек – «Саша» из Сионистской трудовой партии «Цеирей Цион». Его настоящего имени никто не знал. Группа встречалась на конспиративных квартирах, пытаясь налаживать связи с оставшимися на воле активистами еврейского национального движения. Во время одного из таких собраний и возникла идея – написать и принять голосованием в узком кругу меморандум о положении евреев в СССР для информирования сионистских организаций в Палестине. Текст меморандума написал на иврите Моше Бронштейн, а после его скоропостижной смерти Иосиф Бенционович перевел документ на русский и литературно обработал. Текст меморандума и был на тех двух листках, которые нашли у Каминского во время обыска. Один экземпляр текста малознакомый Иосифу «Саша», по его словам, отправил в Палестину, а черновики остались у Каминского.
После смерти Моисея Бронштейна встречи членов подполья проходили на квартирах у Иосифа Каминского и Виктора Кугеля. На одном из собраний сионисты решили издавать бюллетень. Иосиф Каминский предложил название «Ал ха-Мишмар» («На страже»), а «Саша» придумал подпись – «Объединенный мерказ сионистских организаций в СССР». «С этого момента, – подписывается под протоколом допроса Каминский, – мы фактически взяли на себя функции мерказа». Иосиф Бенционович лично начал делать для бюллетеня переводы статей из газет на иврите, издававшихся на территории Британского мандата в Палестине.
В 1934 году на связь с группой вышел религиозный еврей Борис Моисеевич Декслер, бывший минчанин, работавший фотографом Московской фабрики № 1 спортинвентаря. Он сообщил подпольщикам, что параллельно им действует недавно созданная им сионистско-религиозная молодежная группа. Декслер пригласил Иосифа Каминского и его товарищей на «ханукальную вечеринку», где обе организации договорились о совместных действиях.
В мае 1934 года Борис Декслер поднял вопрос о необходимости связей с сионистами с периферии. Он лично вызвался поехать по городам и местечкам Украины. По результатам поездки Декслера в середине лета 1934 года в гостинице «Националь» состоялось совещание подпольщиков. Из Тбилиси приехал видный сионист и раввин Давид Баазов, к которому в номер пришли Иосиф Каминский, Виктор Кугель, Авраам Карив, «Саша» и Борис Декслер. Последний прочитал доклад о положении сионистских групп в Одессе и Киеве, и предложил созвать конференцию всех представителей сионистских групп. На конференции предполагалось выбрать правомочный центральный комитет и активизировать деятельность. Декслер настаивал на том, что существующий «мерказ» не был правомочным и слабо себя проявлял.
Иосиф Бенционович предложение Декслера не поддержал и аргументировал это тем, что все собравшиеся представляли из себя лишь инициативную группу, но не центральный комитет. Каминский считал, что даже бюллетень нельзя было подписывать от имени центра, которого, в сущности, не было. «Саша» также не согласился, он считал, что созыв конференций в сложившихся условиях был слишком сложным и поэтому нежелательным делом.
Летом 1934 года к группе приезжал представитель сионистского подполья из Ленинграда – Александр Зархин. Встретившись с Каминским и Декслером, Зархин рассказал о наличии соратников в Ленинграде и предложил совместные действия. Согласно протоколу допроса, среди сионистов, связанных с группой Каминского, был «тарбутник» Краснопольский из Саратова, а также москвич, убежденный сионист, геодезист Федор Ильич Выдрин.
В организации Иосиф Бенционович пользовался непререкаемым авторитетом. Когда собирались члены сионистского подполья, никто не садился за стол, пока не появлялся Иосиф Каминский. Прекрасный оратор, интеллектуал и полиглот, он объединял людей и вселял в них надежду на перемены.
В самом начале января 1935 года следствие против Каминского было закончено. Сложно сказать, какие из предъявленных ему большевиками обвинений были правдой, а какие – их вымыслом, но 15 февраля 1935 года Особое совещание при НКВД осудило героя за участие в антисоветской организации по статье 58-10,11 на 5 лет исправительно-трудовых лагерей. Осужденного «тройкой» сиониста отправили в Мариинск, в распоряжение начальника Сиблага, и взяли на особый учет.
Когда осенью 1937 года набрала силу волна Большого террора, третий отдел Сиблага, засучив рукава, принялся фальсифицировать новые уголовные дела в отношении ранее осужденных «политических». В спущенной директиве от лагерного руководства требовалось «изъять» всех «социально-чуждых» элементов: националистов, бывших царских и белых офицеров, служителей культа и кулаков.
Характеристика, выданная начальником Бийского отделения Сиблага на Иосифа Каминского, была отрицательной. Мало того, что халатно относится к своим обязанностям (и это в отношении блестящего врача с 25-летним стажем!), так еще смеет систематически рассказывать другим «зэкам» анекдоты, компрометирующие вождей партии и советскую власть. Вердикт – «неисправимый».
Вскоре, 3 марта 1938 года, Иосифа Бенционовича водворили в крытую тюрьму внутри Бийского лагеря. Уполномоченный третьей части Голубев, шпионивший за заключенными, обвинял арестованного сиониста в причастности… к «контрреволюционной кадетско-монархической повстанческой организации “Российский общевоинский союз”», якобы созданной в системе сибирских лагерей по указанию заграничного центра. Легенда состояла в том, что Иосиф Каминский, сионист, был завербован в лагере бывшим штабным офицером колчаковской армии Всеволодом Степашкиным. Группа якобы планировала диверсии и вооруженное восстание «в период интервенции Японии и Германии против СССР». «Следствие» было окончено в день ареста. По признанию бывших сотрудников Сиблага, допрошенных уже в 1950-е годы, признательные показания из обвиняемых попросту выбивались – их получали путем применения к заключенным физических мер воздействия. Материалы дела были полностью сфальсифицированы работниками Сиблага…
«Тройка» при УНКВД по Новосибирской области 12 марта 1938 года вынесла по делу «РОВС» окончательный вердикт. Все 34 человека, водворенные по делу в лагерную тюрьму, были признаны виновными по статьям 58-2, 8, 9, 10, 11 УК РСФСР. Приговор – расстрел. Иосифа Бенционовича Каминского не стало 4 апреля 1938 года. По первому делу, как не вымышленный, а самый настоящий сионист Иосиф Каминский реабилитирован не был. В 1959 году дело Каминского, возбужденное против него в лагере, было пересмотрено, и его реабилитировали.
Арестованный в 1934 году вместе с ним Борис Декслер выжил, чтобы в 1949 году стать «повторником» – он вновь попал в лагерь за сионизм, но по-прежнему продолжал придерживаться своих убеждений. Виктор Кугель был точно так же расстрелян в 1938 году. Лидер грузинского еврейства Давид Баазов с сыновьями тоже не избежали сталинских застенков. Удалось выжить лишь немногим. Приезжавший к Каминскому в Москву представитель ленинградского подполья Зархин уцелел, попал на фронт, а в 1947 году бежал в Эрец-Исраэль, где стал автором всемирно известного израильского «ноу-хау» – метода опреснения морской воды вымораживанием.
Иосиф Каминский, борец за права еврейского народа, не дожил до возрождения еврейского государства. Впрочем, он смог оставить после себя не только светлую память, но и таких же героических потомков. Внук Каминского, Юрий Штерн, почти через 50 лет после написания Иосифом Бенционовичем меморандума о положении советских евреев, составил подобный документ и пытался переправить его на Запад. Ему, ученому-экономисту, еврейскому активисту и внуку сиониста, было велено немедленно покинуть СССР. Мечта Иосифа Каминского осуществилась – его внук репатриировался в Израиль. Но Юрий Штерн пошел еще дальше – он стал депутатом израильского парламента, Кнессета.
13.11.2021
