top of page
Еврейски герои
Расстрелян тройкой

Мозес Копейка

1922 – 2014

Мозес Копейка

В 1961 году на заводе растительных масел «Тит Баит» в израильском городе Петах-Тиква вспыхнул пожар. Огонь быстро продвигался по цеху, отрезая рабочим путь к спасению. Когда сотрудники смогли выбраться в безопасное место, один из них, новый репатриант из советской Украины, вдруг встрепенулся и, ни слова не говоря, ринулся обратно в пылающее помещение. Мужчине кричали вдогонку не делать глупостей, но он не обращал внимания. Как потом выяснилось, он рисковал собой, чтобы спасти напарника, который остался в глубине цеха. Пробираясь через черные клубы дыма и уворачиваясь от языков огня, репатриант громко звал товарища. Коллегу он в конце концов отыскал. Выбрались каким-то чудом, оба сильно обгорели и практически сразу потеряли сознание.

Спасителя, приехавшего из украинского Ровно, звали Мозес (Моисей) Копейка. Риск был ему, можно сказать, привычен: за годы, проведенные в советских лагерях, чего только не довелось повидать. Такой опыт или убивал, или превращал человека в стальной стержень. Всего за год до этого происшествия Мозес репатриировался в Израиль с женой и сыном, семью нужно было поднимать на ноги. И Копейка выстоял, как когда-то выстоял в борьбе с системой в стране рабочих и крестьян.

Советский Союз забыть было сложно. Всю жизнь перед глазами Мозеса стоял тот момент, когда он в июне 1941 года убегал из родного города вслед отступающей Красной армией. Еще одним камнем на сердце лежало абсурдное обвинение по 58-й статье, за которую Мозесу пришлось отсидеть в советских лагерях долгих десять лет.

Эта история началась в 1944 году, когда Мозес Копейка был рядовым 1-й роты 130-го стрелкового полка 105-й стрелковой дивизии. Служил хорошо, но, как говорится, без энтузиазма. Не только потому, что проходил службу на Дальнем Востоке, вдалеке от родного волынского Острога, где хозяйничали нацисты, но и из-за отношения ко всему советскому обществу. Несмотря на победы над гитлеровскими полчищами, которым к 1944 году уже переломили хребет, РККА по-прежнему представляла собой слепок советского общества, на фоне побед солдат продолжали плохо кормить и одевать. Это общество выросший в Польше Копейка не принимал.

«Рай для рабочих и крестьян», «страна, победившая национальные предрассудки», — чего только до войны не напридумывала острожская молодежь об СССР. Однако в сентябре 1939 года всё разъяснилось: в местечко вошли передовые части большевиков, один только внешний вид которых красноречиво свидетельствовал о реальной ситуации в стране Советов. Таких худых, плохо обмундированных солдат острожане еще никогда не видели.

Мозес Копейка был среди тех жителей Острога, которые вышли 17 сентября 1939 года на улицы встречать красноармейцев. Местный житель, он родился в 1922-м, через год после подписания Рижского мирного договора, по которому западные уезды Волынской губернии бывшей Российской империи отошли ко II Речи Посполитой. Его отец, Шмуэль Яковлевич, был владельцем пая на предприятии по выделке кож, а мать, уроженка Славуты Идит Слуцкер, следила за домом. Забот ей хватало, ведь в семье было семеро детей: Захава, Шошана, Ривка, Голда, Шауль, Яков и Мозес.

До Второй мировой войны Мозес жил с родителями. Окончил в Остроге пять классов польской школы, затем работал вместе с отцом, сестрами и братьями на кожевенной фабрике. После прихода советской власти в Острог, который стал районным центром Ровенской области, фабрику национализировали, а работники стали получать смехотворную зарплату, сдавая кожи государству. Сначала евреи и украинцы отнеслись к советской власти более-менее доброжелательно. Но вскоре, когда по городу пронеслась волна арестов, национализировали частное имущество, а в соседних селах принялись за создание колхозов, благожелательность сменилась на лютую ненависть.

Старый Шмуэль и его партнеры горевали, но с советской властью ссориться опасались. Судьба их соседей, бывших польских чиновников, увезенных в вагонах-теплушках в Сибирь в большинстве своем бессудно, много говорила о правовых основах советского государства.

Бывшие владельцы маленьких предприятий морально готовились к арестам. Копейки также ждали своей участи, но 22 июня 1941 года совершенно неожиданно на кремлевского бандита напал другой бандит.

Когда начались боевые действия, Мозес Копейка остался в городе. Брат Яков ушел на фронт, куда-то подевался брат Шауль, но Мозесу повестка никак не приходила. Буквально через несколько дней звук артиллерийских залпов стал очень отчетливым. Жители поняли, что немцы вплотную приблизились к городу. Во второй половине дня 26 июня 1941 года к Острогу подошли части 109-й моторизованной дивизии Вермахта.

Мозес решил уходить на восток по единственному в городе мосту через реку Вилию. Провожать сына в дорогу пошел сам старик Шмуэль. Горячо попрощавшись с отцом, Мозес быстро пошел в сторону деревни Вильбовное, где стояли красноармейцы. Не успел он отойти и сотни метров от моста, как услышал выстрелы. Откуда-то появившиеся немецкие мотоциклисты стреляли в его отца, убегавшего по мосту назад в город.

Бессильный чем-либо помочь, Мозес бежал и молился, чтобы с его родными все было в порядке. Ему удалось добраться до советских частей, но тем было не до него — готовилась контратака на Острог. Мозес пошел дальше на восток. В итоге отступать вместе с красноармейцами пришлось чуть не до Сталинграда. Оказавшись в Астраханской области, Мозес наконец-то был призван в армию, но с пополнением попал не на фронт, а на Дальний Восток. Там и служил боец 105-й стрелковой дивизии Мозес Копейка, пока 6 марта 1944 года за ним не пришли офицеры Смерша. Всё это происходило в селе Голенки в Приморском крае, в полутора часах езды от Владивостока.

За две недели до того следователь отдела контрразведки «Смерша» 105-й стрелковой дивизии старший лейтенант Силячев изучал поступивший на бойца Копейку компромат. От докладывавших в Смерш солдат стало известно, что красноармеец Моисей Шмулевич Копейка положительно высказывался о жизни трудящихся в панской Польше. Параллельно он систематически подвергал критике условия службы в РККА.

Документы гласят, что первый выпад против советской власти случился в ноябре 1943 года, когда Мозес Копейка был на лесозаготовках в селе Авосьяновка. Идя с работы по лесу вместе с бойцом своего отделения Дыдыкиным, стрелок Копейка заявил: «Когда я жил в Польше, то считал, что весь советский народ — это единое сплоченное общество, но когда попал в Советский Союз, то оказалось, что это не единое общество, а человек живет тут только ради своего кармана, а не для своей Родины и народа».

Через месяц инцидент повторился. По словам бойца Ершова и сержанта Глушкова, находясь с ними на стрельбище, Копейка говорил о службе в Красной армии весьма нелицеприятные вещи. Боец прилюдно возмущался тем, что солдат не водили в баню, не давали постельного белья, и все спали вповалку под одним одеялом.

Вскоре после этого сослуживцы и вовсе узнали от «поляка», что СССР накануне войны активно торговал с немцами. Заметив, что в пайке почти нет жиров, Мозес остроумно прокомментировал это в полковой столовой: видимо, советское сало едят немцы. На просьбу сослуживцев пояснить «клеветнические измышления», боец Копейка спокойно ответил, что до войны в городе Ровно он постоянно наблюдал, как советские эшелоны с салом шли в Германию, явно по договоренности с гитлеровским режимом. И это в то время, когда вся Европа боролась с коричневой чумой. Эти критические замечания дополнились еще одним серьезным проступком — хвалебными речами солдата о помощи Соединенных Штатов советскому государству. «Если бы Америка не поставляла нам муку, рис и другие продукты, Дальневосточная армия погибла бы с голоду», — громил Копейка советские реалии, совершенно не догадываясь, что за ним наблюдают доносчики.

В январе 1944 года произошел еще один случай. Отдыхая на двухъярусных нарах, несколько красноармейцев завели разговор о довоенной жизни. По словам свидетелей, Мозес Копейка, лежавший наверху, недолго послушав откровения товарищей, заявил: «При советской власти русский народ никогда хорошо не жил. Вот в Польше жить было хорошо: каждый плохой крестьянин имел свою лошадь, а как стала советская власть, так у крестьянина ничего и не стало». Солдатам, вчерашним колхозникам, Мозес рассказал, как через несколько дней после организации под Острогом колхоза местные крестьяне всё растащили назад по домам, по сути, свои же вещи, отобранные советской властью ранее в пользу колхоза.

Ошеломленным от услышанного красноармейцам Копейка то ли в шутку, то ли всерьез пообещал, что обязательно возьмет домой, в Острог, мешочек с соей и покажет родителям и соседям: мол, посмотрите, чем кормит хваленая советская власть солдат в Красной армии. «У нас свиней кормят лучше, им дают горох и хлеб, а тут соей кормят солдат», — сослуживцы начали осматриваться по сторонам и шикать, но Копейку остановить было невозможно. Еще одним сувениром, который Мозес собрался взять в Острог, была примитивная лампа-коптилка, незаменимая вещь в неэлектрифицированных советских селах.

Однополчанам, которые зачастую и за пределы своей деревни не выезжали до армии, боец рассказывал удивительные вещи. Живя при польском капитализме, дескать, он в среднем работал 6 часов в день, а затем переодевался и шел смотреть кино. Денег хватало на всё, а такого вечернего костюма, который мог себе позволить любой рабочий западноукраинской глубинки, не было, по его словам, и у столичного советского интеллигента.

Последней каплей для военных «особистов» стало обсуждение статьи из газеты «Тревога» во время сбора снайперов 130-го стрелкового полка. Сержант Глушков зачитал собравшимся бойцам статью о продвижении Красной армии на западе Украины и радостно обратился к Мозесу: «Скоро наши войска придут к вам, Копейка, в гости и освободят все города». Не моргнув и глазом, Копейка, привыкший говорить то, что думает, выпалил во всеуслышание: «…таких гостей будут встречать из-за угла. Все жители… будут стрелять из-за угла по Красной армии, ведь им до освобождения Западной Украины жилось хорошо…» Тут же боец рассказал сослуживцам и про свою первую встречу с красноармейцами, которых острожане поначалу приняли за мародеров.

В Советском Союзе и не за такие разговоры отправляли за решетку. Мозеса Копейку арестовали по подозрению в совершении преступления по статье 58–10 ч.2 УК РСФСР и водворили в камеру предварительного задержания в селе Голенки.

Во время допроса 9 марта 1944 года следователь контрразведки «Смерш» Силячев пытался выяснить, действительно ли красноармеец говорил подобные вещи своим сослуживцам. В ходе разбирательств это было подтверждено.

В обвинительном заключении от 15 марта 1944 года Мозесу Копейке инкриминировали контрреволюционную пропаганду. Следствие установило, что Копейка клеветал на единство советского народа и экономическое положение СССР, а также восхвалял жизнь в панской Польше. Он затронул святое — посмел проявлять недовольство уровнем жизни советских солдат.

Чтобы как-то усилить обвинение, всем свидетелям было предложено рассказать о том, как плохо служил арестованный «западник» в рядах Красной армии. В этой части их показания словно написаны под копирку. Его обвинили и в сознательном нежелании ехать на фронт, хотя никто никогда в маршевую роту его не направлял, и от службы он не отказывался. Дописали и то, что он высказывал сомнения в силе и мощи Красной армии. При этом командир роты не побоялся дать своему бойцу хорошую характеристику. Но она, конечно, никак не повлияла на приговор.

Военный трибунал 105-й стрелковой дивизии открыл свое заседание по делу красноармейца 22 марта 1944 года. Дело слушалось в закрытом режиме без участия государственного обвинителя и адвоката. После выступления свидетелей слово дали подсудимому. Как и своим сослуживцам, Мозес открытым текстом поведал трибуналу о том, как плохо жил Советский Союз, и как отнеслись к переменам жители Ровенской области после включения их области в состав Украинской СССР.

Надеясь на снисходительное отношение трибунала, Копейка просил его простить и назначить условный срок. Но в Советском Союзе подобные вещи не прощали, а тем более еврею и «западнику». Председательствующий, подполковник юстиции Супранков, зачитал приговор. Мозеса Копейку, на основании части 2 статьи 58-10 с санкции статьи 58-2 УК РСФСР, в условиях военной обстановки, приговорили к лишению свободы сроком на десять лет с отбыванием в исправительно-трудовых лагерях. Вдобавок к чудовищному сроку за констатацию неопровержимых фактов, Мозесу определили поражение в правах на четыре года.

Но военным трибуналом дело не закончилось. Военному комиссару Самойловского района Астраханской области, откуда в 1941 году призвался Мозес, полетела телеграмма. Советское правосудие информировало военкома о том, что семья осужденного также была в розыске. Согласно людоедскому указу Президиума Верховного Совета СССР от 25 июня 1941 года, родственников осужденного должны были лишить всяческих льгот и привилегий. Но лишать льгот чекистам было некого: Идит и Шмуэль Копейки, их дочери Захава, Ривка и Шошана, и сын Шауль, оставшиеся в Остроге, были убиты нацистами. О Якове и Голде, ушедших на фронт, ничего не было известно.

Через неделю осужденного красноармейца отвезли в тюрьму НКВД № 1 города Владивостока. Оттуда он отправился в странствие по лагерям необъятной советской родины.

В 1954 году, отбыв десятилетний срок, Мозес Копейка вернулся на Волынь. Жил и работал в Ровно, где познакомился со своей будущей женой Фани. В 1960 году вместе с супругой и маленьким сыном Шмуэлем они смогли получить документы на выезд и репатриировались в Израиль. По приезду семье дали жилье в Кирьят-Гате, где Копейки прожили несколько лет.

Не боявшийся никакой тяжелой работы Мозес устроился на завод. Не успел он проработать там и года, как случилось описанное выше несчастье — страшный пожар. Когда Мозеса доставили на карете скорой помощи в больницу, его посчитали мертвым. Но один из врачей решил, на всякий случай, снова проверить бездыханное тело — и нащупал едва уловимый пульс. Медики начали бороться за его жизнь. Выглядел спасенный врачами Мозес жутко: полностью сгоревшие оба уха, обгоревшие руки и ноги.

Через долгие месяцы реабилитации он смог вернуться к нормальной жизни. Работал до пенсии на том же заводе масел. Потом переехал поближе к брату Якову — в Петах-Тикву. Его жена, Фани, получила в годы оккупации тяжелую душевную травму: дома она всегда запиралась на несколько замков и занавешивала окна. Несчастной женщине мерещилось, что за ней собираются прийти нацисты. Отрадой узнику советских лагерей были сын, три внучки и встречи острожского землячества в Рамат-Гане, куда пожилого человека каждый год возили сын c невесткой.

Мозес Копейка был маленьким человеком на большой войне. Когда все предпочитали называть черное белым, а белое — черным, он не смог промолчать и расплатился за это свободой. Обвиненный в 1944 году в трусости и нежелании ехать на фронт, он на деле доказал, что за ближнего готов был отдать свою жизнь.

Через 49 лет, в марте 1993 года, органы снова начали разыскивать его родню, но опять безуспешно. На этот раз они хотели сообщить, что сталинские сатрапы посадили Мозеса ни за что. На основании статьи I Закона Украинской ССР «О реабилитации жертв политических репрессий в Украине» от 17 апреля 1991 года Копейка был реабилитирован.

Мозеса Копейки не стало 21 апреля 2014 года. В старости он любил прогуливаться по улицам Петах-Тиквы. Пожилой, скромно одетый человек в темных очках. Вы наверняка встречали его. Иногда герои проходят совсем близко от нас.

24.02.2022

bottom of page