top of page
Еврейски герои
Расстрелян тройкой

Шмуэль Шабат

1904 – 1979

Шмуэль Шабат

Одним сентябрьским вечером 1954 года в инвалидной бригаде Особого лагеря № 2 под Норильском поднялся страшный крик. Бригадир Султанов напал на своего подчиненного с воплями: «У-у-убью-ю-ю, сука! У-у-убью-ю-ю, падло! Задушу-у-у!». Объектом его гнева был Француз – так называли в лагере заключенного Самуила Львовича Шабсельбаума. На самом деле он был не французом, а евреем, отзывался на имя Шмуэль, и слыл одним из самых образованных местных сидельцев.

Совершенно не принимавший большевистских порядков, осенью 1954 года Шмуэль Шабсельбаум написал письмо в Генеральную Ассамблею ООН, требуя обратить внимание на нарушение своих прав в СССР. Лагерное руководство, через которое попытался передать письмо Шабсельбаум, было вне себя от ярости. Бесновался и бригадир Султанов. Немного отойдя, он пояснил собравшимся зэкам: «Писака нашелся. Если меня снимут с должности бригадира и переведут котлованы копать, я его прирежу!». Лагерный «кум» дал понять – что бы бригадир ни сделал с Шабсельбаумом, Султанову ничего не будет. Спасли Шмуэля лишь сидевшие в лагере сионисты, задобрившие Султанова богатой хлебной пайкой.

Шмуэль-Пинхус Шабсельбаум был уроженцем литовского города Тельшяй. Будущий узник Сиона родился 20 июня 1904 года в семье Либера Шмулевича Шабсельбаума и Фейги Боруховны Шур. Родители Шмуэля, представители известных в городе семей, держали лавку по продаже сельди, соли и керосина. Помимо сестры Бейлы, у Шмуэля были два младших брата: Беньямин и Шая, умерший в подростковом возрасте.

С самого детства Шмуэль Шабсельбаум слыл смышленым ребенком. Получив традиционное еврейское образование, он усиленно занимался светскими науками, и впоследствии уехал из Литвы в Париж. Во Франции он учился на юриста, зарабатывая на жизнь частными уроками. А все свободное время студент Шабсельбаум отдавал своему главному увлечению – сионизму.

Хорошо знакомый с почётным президентом Всемирной сионистской организации Нахумом Соколовым, не раз принимавший участие в съездах сионистов, Шмуэль Шабсельбаум собирался ехать после получения диплома в Подмандатную Палестину. Однако из-за разразившейся Второй мировой войны путь в Эрец-Исраэль оказался отрезан. Спешно покинув Францию, молодой человек приехал в Каунас, где некоторое время работал в Палестинском еврейском бюро и писал статьи для еврейских газет. Жил с братом Беньямином, преподавателем школы «Явне», и тщетно добивался выезда. Волокита с документами продолжалась до тех пор, пока Литву не захватила Красная армия.

Пришли за Шмуэлем Шабсельбаумом холодным дождливым утром 14 июня 1941 года. Непрошеные гости заявили, что намереваются искать оружие, но почему-то стали копаться в его блокнотах и документах. На странный обыск Шабсельбаум ответил решительным протестом. И тут один из чекистов, как говорится, раскрыл все карты: «По всей видимости, вы еще не знаете, что такое советская власть! Настало время с ней познакомиться».

Площадь перед железнодорожной станцией в Каунасе была забита грузовиками. Вскоре из них стали выводить сотни людей. Солдаты гнали их прямиком в вагоны для крупного рогатого скота. В вагоне почти сразу образовалось два лагеря: еврейский и христианский. Гнев депортируемых литовцев рос с каждой минутой, пока один из них, когда-то служивший министром Литовской Республики, с негодованием не выпалил: «Вы, евреи, должны признать, что встречали большевиков аплодисментами. И теперь из-за вас мы должны стать рабами у красных господ!». Шмуэль сразу же возразил бывшему министру, но никто слушать его не стал. Люди не знали, что с ними будет дальше, обстановка была накалена до предела.

Тяжелый этап сделал остановку в украинском Донбассе. В городе Старобельске, где депортированные граждане Литвы ожидали следующего транспорта, торчали многочисленные фабричные трубы и обильно росли фруктовые деревья. Несмотря на очевидное богатство края, Шабсельбаум отметил всеобщее запустение, бедную одежду прохожих и главное – их напряженные, неулыбчивые лица.

Назавтра начался еще один долгий переезд без нормальной еды, воды и доступа свежего воздуха. Завершился он в поселке Сосьва Свердловской области, в печально известном Северо-Уральском ИТЛ. По прибытии в лагерь едва живых ссыльных выстроили поприветствовать местного энкавэдэшного начальника. Чекист сразу же начал расспрашивать прибывших: «Какая у вас профессия?». Один ссыльный ответил «бухгалтер», второй – «журналист», третий сказал, что являлся агентом компании «Зингер Машинери». C наглой ухмылкой особист заявил: «Ваши профессии в этих местах бесполезны. Это профессии ленивых людей. Именно поэтому советская власть вынуждена отправить вас сюда, чтобы вы привыкали к физической работе».

1 августа 1941 года, в пять утра, Шмуэля Шабсельбаума впервые отправили на работу. Она заключалась в рубке деревьев и их первичной обработке. Вернувшись вечером, бывшие журналисты и чиновники не нашли в себе сил добраться до столовой. Назавтра все повторилось. Работали среди туч мошкары, калечились о торчащие коряги, терпели унижение от бригадиров. Особенно часто жертвами были евреи, совсем не приученные к тяжелому крестьянскому труду. Осадить бригадиров помогли поляки. Однажды, когда один такой мелкий начальник начал избивать заключенного-еврея, приговаривая, что тот не хочет работать, один из поляков буквально сорвался с цепи и сам избил бригадира до крови. Во время экзекуции славный потомок шляхты приговаривал: «Если ты думаешь, что имеешь дело с иванами, то знай, что ошибся. Мы не рабы и сразу же отплатим тебе той же монетой».

Вскоре храбрые граждане Речи Посполитой были освобождены. Теплым утром 8 августа 1941 года комендант лагеря сообщил заключенным, что советское правительство разрешило полякам, находящимся на территории Советского Союза, организоваться в польские батальоны для совместной борьбы против общего врага – гитлеровской Германии. Представители других национальностей подбадривали себя надеждой, что их точно так же ждало освобождение.

Однако тяжелые дни тянулись один за одним, но никакого нового указа не приходило. Вместо этого Шмуэлю, открыто возмущавшемуся своим положением, пришлось познакомиться с землянкой, служившей местом наказания за провинности. Освободив Шабсельбаума от верхней одежды и обуви, охранники столкнули его в подземелье. Почти сразу же его плотью решила полакомиться пара голодных крыс. Под садистский смех охранников (им было прекрасно слышно, что происходит в карцере) Шабсельбаум стал отбиваться от настырных животных вырванной из стены доской. Когда с крысами было покончено, несчастного стал мучать страшный холод. Тело Шмуэля словно пронизывали тысячи острых иголок, а вскоре он потерял сознание.

После экзекуции Шабсельбаум попал в лагерный медпункт, местное подобие курорта, но потом пришлось опять вернуться на лесоповал. В лесу узники работали до восьми вечера. Охранники, которые водили заключенных на работу, иногда были вполне нормальными людьми, но зачастую – настоящими дикарями, готовыми убить подопечного за малейшую провинность. В октябре 1941 года бывшему парижскому студенту довелось в этом лично убедиться. Получив приказ от бригадира собрать сухие дрова, на которых зэки во время перерыва готовили свою скудную еду, Шмуэль пошел в лес. Никаких меток на делянке не было, и Шабсельбаум случайно зашел в запретную зону. Охранник заметил «нарушение» и, недолго думая, выстрелил в узника из «трёхлинейки». Получив пулю в ногу, Шмуэль упал под дерево. Лишь к вечеру, после долгих разбирательств, его отнесли на носилках в больничный барак.

Не успев очутиться на больничной койке, раненый услышал, как в помещение стремительно вошла группа людей. На пороге появился сержант с большой собакой, в сопровождении нескольких солдат. Подведя пса к койке, чекист приказал овчарке обнюхать Шабсельбаума. В этот момент кровь его в жилах застыла от страха, но пес вернулся к своему хозяину, виляя хвостом и как бы говоря: «Он тут ни при чем». Подойдя с пистолетом в руках к Шмуэлю, сержант прорычал: «Скажи мне, кто подстрекал тебя к побегу из лагеря? Если не назовешь фамилий, я всажу в тебя пулю!». Шмуэль ответил, что никакого заговора не было, но сержант не унимался. Спас беднягу врач, который в ультимативной форме потребовал солдат удалиться, заявив, что в больничном бараке за заключенных отвечает он.

Осенью 1942 года Шмуэля Шабсельбаума неожиданно вызвали в лагерную канцелярию, где сидели три человека в гражданской одежде. «Расскажите, какие еврейские партии, действовавшие в вашем родном городе, вы знаете?», – спросил Шмуэля один из присутствовавших. Шабсельбаум попытался сделать вид, что не понял вопроса, но в ответ услышал хохот. «Хватит врать! Мы знаем, что вы были руководителем клерикальной националистической организации. Если вы признаетесь, ваше наказание будет облегчено, а если продолжите отпираться, то мы вам не завидуем». Услыхав угрозу, Шмуэль решил сказать, что был знаком с сетью религиозных школ «Явне», но следователи расхохотались снова: «Мы не спрашиваем тебя о “Явне”». Шабсельбаум упорно молчал, но на предложение сообщить следствию о примерном количестве сионистов в мире съязвил: «Если вы считаете, что мне нужно это знать, то сначала сообщите мне количество коммунистов в каждой стране». «Подлец, отброс рода человеческого, ж-д проклятый! Как можно вас сравнивать с самой просвещенной и величайшей партией в мире?», – взвились следователи и тут же принялись бить арестованного смертным боем.

Вечером следующего дня допрос продолжился. Все те же люди в штатском напирали: «Мы знаем, как вы зарабатывали на жизнь: вы были купцом у сионистов и отправляли им рабочие руки в Палестину. За каждого батрака вы получали процент». Шабсельбаум снова ответил, что все обвинения были взяты из воздуха, но советские следователи не унимались.

3 октября 1942 года ему наконец был зачитан приговор: 5 лет лишения свободы. В жизни бывшего парижанина начались тяжелые лагерные будни в несколько ином юридическом статусе, хотя сути дела это не поменяло. Он уже почти совсем пал духом, но произошла удивительная история. Однажды Шабсельбаума вызвали к руководству лагеря. Энкавэдэшник, сидевший в комендатуре, куда явился заключенный, с порога начал стучать по столу кулаком и вопрошать: «Вы еще долго намерены обманывать советское правительство?». Шмуэль не понял смысла вопроса, и чекист пояснил: «В своей анкете вы указали, что холосты, но советскому правительству известно, что у вас есть жена. Как ее зовут?». «Я никогда не был женат», – ответил недоумевающий Шабсельбаум. Пообещав, что выбьет из Шмуэля правду, чекист выгнал его из комендатуры.

Во время следующего допроса энкавэдэшник раскрыл карты: «Хорошо. Кем вам приходится женщина по имени Палестина?». Битый час Шабсельбаум объяснял невежде, что Палестина – это историческая родина еврейского народа, а не имя женщины. И – о чудо – ему вручили посылку. На ней был написан адрес отправителя: Палестина, Тель-Авив, улица Нахалат Биньямин, дом 62. В пакете было 5 килограмм муки, столько же сахара, 3 килограмма кофе и 12 кусков мыла. Сион помнил своих пленников!

Получив посылку, Шмуэль прямой наводкой загремел в третий отдел. «Откуда заграницей известно твое местонахождение?» Шабсельбаум пожимал плечами. Он уже понял, что нужно было благодарить друга-поляка, которого он приобрел в лагере. Став после освобождения из лагеря бойцом Армии Андерса, тот сообщил о месте заключении Шабсельбаума Всемирному еврейскому конгрессу в Женеве. Особисты из третьего отдела отстали лишь после того, как санитарный инспектор принял решение перевести Шабсельбаума в медицинский барак, расположенный в другом лагере.

В конце 1945 года Шмуэля Шабсельбаума по состоянию здоровья досрочно освободили. Ранение ноги, полученное им в лагере, не прошло бесследно. Уезжать из Свердловской области ему было запрещено. Да и ехать было некуда: из Литвы Шабсельбауму сообщили, что в живых никого из его родных не осталось. Осесть пришлось в городе Ревда, где Шабсельбаум, при помощи одной светлой женщины-врача, смог устроиться в лабораторию по проверке пищевых продуктов. Рабочее место находилось на городском рынке, в отделении санэпидемстанции. Скромного жалования на жизнь едва хватало, поэтому по вечерам Шабсельбаум преподавал иностранные языки в местных учебных заведениях. Когда у Шабсельбаума была возможность, он присоединялся к миньяну верующих евреев, беженцев из Польши. Появились у него и светские друзья. Одним из них стал коллега-учитель, который точно так же когда-то закончил университет за границей и долгие годы сидел в советских лагерях.

Высокий и худощавый, с окладистой бородой, учитель был очень учтив и вежлив. Во время знакомства он рассказал Шабсельбауму, что родился в Центральной Европе, а его отец был известным еврейским писателем. В 1937 году он получил тюремный срок, а после был отправлен на работу в Свердловскую область. Сначала новый товарищ Шабсельбаума вел себя совершенно обыденно, но со временем он стал говорить странные вещи. В один прекрасный день он предложил Шмуэлю связаться с неким сионистским подпольем в Москве, затем – «по большому секрету» – сообщил, что едет в отпуск в Одессу, откуда попытается вплавь добраться до Турции.

В Ревде жил еще один знакомый учителя, выходец из Польши. Молодой человек лет тридцати, он рассказывал, что у него есть родственники в Эрец-Исраэль.

Помимо местной интеллигенции Шабсельбаум общался и с одним евреем-мастеровым, женатым на русской женщине. Однажды он удивил Шабсельбаума своим рассказом о своей встрече на выставке живописи с очень интересной еврейкой. «Хочешь познакомиться? Она приехала несколько дней назад из Москвы». Женщина оказалась преподавательницей театрального училища при ГОСЕТе в Москве. Рассказывая про свой возврат к иудаизму, она попросила Шабсельбаума составить ей краткий самоучитель иврита, и однажды познакомила его со своим приятелем, весьма образованным евреем. Тот блистал цитатами из Ницше, знаниями по еврейской средневековой философии и языкам, а главное – был точно таким же пламенным сионистом, как и Шмуэль Шабсельбаум.

Тем временем у Шмуэля начались проблемы с педагогическими подработками. Однажды, в момент крайнего отчаяния, получив очередную справку об увольнении, он увидел на пороге своей лаборатории человека с суровым лицом.

Представившись типичной еврейской фамилией, тот заявил: «Я пришел к вам, мой друг, так как узнал, что вы в последнее время страдаете. Я работал в ГПУ и до сих пор пью водку с их начальником. Вы общаетесь с верующими евреями и слушаете их разговоры. Я хотел попросить вас держать ухо востро и временами сообщать мне про их планы, а в ответ я вам помогу с работой». Шабсельбаум отказал в резкой форме. Результат не заставил себя долго ждать – из лаборатории Шмуэля тоже «попросили».

На знакомых евреев его увольнение произвело удручающее впечатление. Лишь завидев Шабсельбаума на горизонте, они разворачивались и быстрым шагом шли в другую сторону. Неожиданно ему помог выходец из Польши, друг учителя. Поселив Шабсельбаума у себя в большой и хорошо обставленной квартире, он помог ему найти новое место – преподавателя иностранных языков в школе № 1. Вскоре молодой человек засобирался по делам в Москву. Накануне отъезда он неожиданно предложил Шабсельбауму: «Я попытаюсь зайти к израильскому послу на прием, но вы должны написать ему о вашем положении». Шмуэль с энтузиазмом ухватился за эту идею. Через десять дней молодой человек был дома. По его словам, внутрь посольства зайти он не смог, но на улице ему удалось пообщаться с сотрудником, неким господином Ротемом. Тот на ходу выслушал историю Шабсельбаума и передал через молодого человека записку. На странице из ежегодника, издаваемого фирмой «Двир», красивым почерком было написано, что некто Давид, надежный человек, в скором времени свяжется с Шабсельбаумом.

В начале мая 1950 года Шмуэль получил телеграмму. Давид остановился в гостинице города Свердловска и просил срочно приехать к нему. «Надежный человек» оказался высоким мужчиной, одетым в хороший костюм. Заказав в номер алкогольные и прохладительные напитки, сигареты и шоколад, он приступил к беседе. Когда Шмуэль рассказал ему о гибели своей семьи, глаза человека наполнились слезами. Он сказал, что его жена и маленькая дочь тоже погибли, но почти сразу же перешел на другую тему: «Вы знали лично Хаима Вейцмана?». Шмуэль ответил, что лишь видел его на большом публичном собрании. Незнакомец был явно недоволен ответом, но заулыбался, когда услышал, что Шмуэль бывал дома у Нахума Соколова. Поинтересовавшись, собирается ли Шабсельбаум праздновать день независимости Израиля, он попросил гостя набросать текст праздничного выступления. «Зачем?», – удивился Шабсельбаум. «Я отдам текст послу, чтобы убедить его, что вы достойны нашего внимания». Шмуэль выполнил его просьбу. Когда Шабсельбаум закончил писать, Давид обнял гостя и взволнованно поднял свой стакан: «В следующем году в Иерусалиме».

Московского визитера очень заинтересовала литературная деятельность Шабсельбаума. Тот признался, что пишет роман о процессе ассимиляции евреев в Советском Союзе. Давид посоветовал обязательно завершить произведение, которое, по его словам, он немедленно отправит в Тель-Авив и Вашингтон. Затем был самый роскошный в жизни Шабсельбаума обед. На прощанье Давид предложил Шабсельбауму пачку купюр (которую тот брать отказался), а также адрес в Москве для ведения переписки.

День независимости Израиля праздновали на квартире молодого друга, и Шмуэль повторил своим приятелям-сионистам написанную для посольства речь. А вскоре Шабсельбаум остался в городе почти один. Соратники, как сговорившись, стали уезжать из Ревды. Молодой человек, у которого квартировал Шабсельбаум, отправил жену и детей в Москву, а сам уехал из города – «на другое место работы».

Шабсельбаума приютил врач Борис Гохштейн, уроженец Минска, патриот Эрец-Исраэль и просто порядочный человек. Вместе с супругой Гохштейн давно общался с Шабсельбаумом, в том числе и на запретные темы. Весной 1951 года Гохштейны начали замечать странное поведение приятелей Шабсельбаума – они очень активно стали напрашиваться к ним домой. Неладное почувствовал и знакомый Шабсельбаума по синагоге – Эммануил Штайнер. Часовщик Штайнер был родом из-под Братиславы, успел посидеть в немецких концлагерях, попал в Советский Союз беженцем, а оттуда – в ссылку. Шабсельбаум давал ему рукопись книги о еврействе в Советском Союзе, но Штайнер вскоре постарался избавиться от книги.

Закончив в мае 1951 года работу в экзаменационной комиссии, Шабсельбаум неожиданно получил от директора школы направление на учебу в Москву. Утром 28 июня 1951 года он сел в поезд и отправился в столицу. В вагоне с ним ехали двое крепких мужчин, внешность которых сразу же выдавала в них чекистов. Незаметно выбросив в окно письма и адреса, которые были при нем, Шабсельбаум вышел на московском вокзале с тяжелым сердцем. Буквально через несколько минут он услышал топот: мордовороты из поезда, с оружием в руках, бежали прямо к нему. «Ни с места! Как вас зовут? Предъявите документы».

Шмуэль Шабсельбаум в очередной раз отправился за решетку. С ним вместе попали в лапы МГБ ни в чем не повинные Эммануил Штайнер и Борис Гохштейн. Хотя вины Шмуэля в этом не было, на сердце у него было очень тяжело.

Следствие велось традиционным способом: крики, мат, побои. Когда терпение чекистов лопнуло, они предъявили письмо, которое Шмуэль когда-то передавал со знакомым молодым человеком в Москву. Чудесным образом у них оказался и текст, написанный тогда Шабсельбаумом ко Дню независимости Израиля. «Cмотри, как мы работаем, – бахвалился следователь, – твое письмо мы выкрали прямо из письменного стола посла». Как будто арестованный не понимал теперь, что Давид был агентом.

В начале апреля 1952 года состоялся суд. Шабсельбаума усадили на мягкий стул недалеко от его собратьев по несчастью, Гохштейна и Штайнера, бледных, как известь. Места в зале были в основном заполнены сотрудниками МГБ и их женами, пришедшими посмотреть на сионистов. На свидетельской трибуне сидели все его «друзья-сионисты» из Ревды. Как ни напирал Шабсельбаум в своем последнем слове на абсурдность обвинения, все равно получил 25 лет лишения свободы. Точно такой же срок – «за измену Родине» – получили Борис Гохштейн и Эммануил Штайнер.

Рецидивиста Шабсельбаума отправили этапом в Красноярский край, в 1-е отделение «Горлага», или Особого лагеря № 2, где в основном сидели осужденные за политику. Работать на угольных шахтах и прокладке железных дорог Шабсельбаум не мог, поэтому отбывал срок в инвалидных бригадах. Но даже в таком Богом забытом месте политзэк смог найти друзей. И на этот раз это были не стукачи, а настоящие евреи. Один из них, молодой парень из Бессарабии, юность провел в Эрец-Исраэль, воевал в британской армии против нацистов, но решил приехать в СССР, чтобы узнать о судьбе родных и близких. И тут же был арестован. Другой, бухарский еврей, получал от жены роскошные передачи, которыми подкармливал товарищей. На Песах он даже достал мацу, которой Шабсельбаум впервые за многие годы смог отметить праздник. Читали Агаду и распевали «Хад Гадья». Хорошо относились к Шабсельбауму и «бандеровцы», и «лесные братья», которым очень импонировали его образованность и непримиримость к советским порядкам.

1 июня 1953 года отделение, в котором сидел Шабсельбаум, присоединилось к забастовке заключенных Горлага. Но волнений он не поддержал, посчитав их результатом провокации со стороны лагерного начальства. Шмуэль решил не вступать ни в какие контакты и сохранять нейтралитет. Затем был инцидент с отправкой Шабсельбаумом письма в Генеральную Ассамблею ООН, но и в этот раз ему удалось уйти от расправы.

В мае 1956 года политзэк предстал перед комиссией, пересматривающей судебные приговоры. Она пришла к выводу, что предъявленное ему обвинение в измене Родине было не доказано, как не являлся обоснованным и его первый тюремный срок. Отметив открытую критику Шабсельбаумом советской действительности и правительства, комиссия передала его дело в Верховный суд в Москве. В конце концов, в начале августа 1956 года, он был освобожден.

После возвращения в Литву сионист сразу же отправился к дому, где жили его родные. Соседи-литовцы рассказали Шабсельбауму о последних минутах жизни его матери, принявшей мученическую смерть, убийстве отца, о судьбе умерших в эвакуации в Узбекистане брата и сестры. С трудом прописавшись в Вильнюсе, Шабсельбаум устроился завхозом в Республиканский дом санитарного просвещения. Годы, проведенные в лагере, нисколько не сказались на его желании репатриироваться в Эрец-Исраэль. И Шмуэль Шабсельбаум решился на сложную операцию. Фиктивно расписавшись в сентябре 1956 года с еврейкой, бывшей политзаключенной ГУЛАГа и польской гражданкой, в конце февраля 1957 года Шабсельбаум смог переехать в Польшу. В Варшаве он сразу же поспешил в посольство Израиля, а потом – в польский паспортный стол, где подал заявление на эммиграцию.

Путь, начатый Шмуэлем Шабсельбаумом еще до войны, завершился в мае 1957 года. Поселившись в Иерусалиме, бывший советский политзэк взял новую фамилию – Шабат. Дав себе клятву описать на святом языке все свои страдания в СССР, буквально через два года после репатриации он издал книгу мемуаров – «Бе-маханот ха-Цафон» («В северных лагерях»). В книге, ставшей одним из самых подробных изложений советских репрессий на иврите, Шабсельбаум останавливается на ужасах лагерной жизни, его встречах с сионистами, еврейской взаимопомощи и героизме заключенных.

В июне 1964 года Шмуэль Шабсельбаум женился на израильской исследовательнице танахической ботаники докторе Аелет Ха-шахар Реувени, дочери видных сионистов, создателей заповедника библейской природы «Неот Кдумим». Публиковал в прессе свои воспоминания, в частности, о заточенных в Сибири хасидах, иногда выступал вместе с супругой с открытыми лекциями.

В своем послесловии к мемуарам Шмуэль Шабсельбаум писал, что если Земля Израиля должна приобретаться страданиями, то эту заповедь он выполнил сполна. Еврейского героя не стало 1 марта 1979 года. Его похоронили на иерусалимской Горе Упокоения.

08.11.2023



Источники и библиография:

•‎ Кац Либа Пейсаховна, 1917 г.р., Шабсельбаум Самуиль Львович, 1904 г.р.: выезд на постоянное проживание в Польскую Народную Республику ‒ LYA, Вильнюс, ф.L-3, оп. 1, д. 2771.

•‎ Іван Кривуцький. За Полярним колом: спогади в'язня Гулагу Ж-54. Львів; Полтава: Духовна вість, 2001. — 376 с.

•‎ Sefer Ṭelz (Liṭa): matsevet zikaron li-ḳehilah ḳedoshah - Tels̆iai book. Irgun yotsʼe Ṭelz be-Yiśraʼel, Tel-Aviv, 1984, — 518 p.

•‎ Be-maḥanot ha-tsafon: ḳorotaṿ shel asir Tsiyon me-aḥore masakh ha-barzel. R. Mas, Yerushalayim, 1959, — 574 p.

bottom of page