Авраама Вигдерзона обвинили в членстве в антисоветской контрреволюционной организации, что молодого человека очень задело. Члены Югенд Фербанд считали себя как раз просоветским движением, выступавшим лишь против диктатуры одной партии. За три месяца следствия Вигдерзона вызвали на допрос раза три или четыре. Подследственный всячески отрицал какое-либо участие в организации. «Я приехал в Гомель устраиваться на работу, — утверждал Вигдерзон на допросе. — Я как раз тогда окончил профессиональную гидротехническую школу. Я случайно встретил этих людей и никакого отношения к ним не имею». Увесистая папка найденных у его товарищей документов ЦС Югенд Фербанд, написанных рукой Авраама, разумеется, никак его линии защиты не помогла.

22 ноября 1924 года арестованным в Гомеле сионистам был оглашен приговор. Так как группа была очень активной и включала в себя представителей разных городов, следователь Ланцевицкий решил представить ее как разоблаченный ЦК Югенд Фербанд. И хотя ячейка не являлась никаким «центральным комитетом», многие ее участники получили от Особого совещания ОГПУ суровые наказания — по три года Соловецких концентрационных лагерей.

Еще до оглашения приговора арестованные решились на уловку. Девушки и юноши подали через тюремную контору заявления на регистрацию брака. Считалось, что тот, кому дадут наказание помягче, «потянет» за собой новоиспеченного спутника жизни. Однако, разгадав этот маневр, чекисты заявили, что мужья и жены должны ориентироваться на самый строгий приговор. На молодых жен «нарыли» больше компромата и дали более суровые сроки, и новоиспеченным мужьям не получилось смягчить сроки, а вместо своих они получили такие же строгие, как у жен. Следователь Ланцевицкий так и заявил после поданных ему ходатайств: «Почему же это обязательно должны жены следовать к мужьям? Если мужья такие преданные, пускай едут на Соловки».

Будучи наслышанными про страшный лагерь на Белом море, сионисты потребовали свидания с родными. Однако обещанных начальником тюрьмы встреч не было до дня отправки по этапу. В назначенный день Авраам Вигдерзон выходить из камеры отказался, требуя положенного ему законом свидания с матерью. Пришлось конвойным выносить молодого человека из камеры, взяв того за руки и ноги. Свою мать Вигдерзон увидел только тогда, когда машина, в кузове которой он оказался с другими товарищами, выехала за тюремные ворота. Фейга Яковлевна бежала за грузовиком и кричала: «Сыночек! Сыночек мой!»

В жизни Вигдерзона началась многолетняя эпоха тюрем, ссылок и лагерей. А пока была дорога из Гомеля в Ленинградскую пересыльную тюрьму. Там Аврааму суждено было несколько дней сидеть с опытным обитателем царских и сталинских тюрем, видным меньшевиком Борисом Богдановым. Тот очень удивился, узнав, что у сионистов была настоящая социалистическая партия, и даже вручил Аврааму записку. В ней он писал политзаключенным на Соловки, что членов партии ЦС и молодежной организации ЦС Югенд Фербанд можно считать своими. В лагерях такая поддержка от авторитетных сидельцев была крайне важна.

Оказавшись на Соловках, Авраам Вигдерзон попал в политический лагерь — так называемый Савватьевский скит, где на одном гектаре земли, окруженном колючей проволокой, жили несколько сотен социалистов разных оттенков. На территории скита находились два здания, в которых, ютясь по много человек в одной комнате, жили политзаключенные. На Соловках заключенные сионисты организовали свою небольшую коммуну, пытаясь поддерживать связь с движением на воле.

В СЛОНе Вигдерзон находился до лета 1925 года, когда вышло постановление о прекращении содержания там политзаключенных. Досиживал свой срок Авраам Вигдерзон в Верхнеуральском политизоляторе, куда перевели арестантов с Соловков. Условия в Верхнеуральске, управляемом бывшим латышским стрелком Дуппором, были еще более суровыми, чем на Соловках. На новом месте бывшим соловчанам сразу запретили свободное передвижение, пытаясь прекратить всяческий обмен книгами и записками.

Тем не менее Авраам Лазаревич, вместе со своими товарищами, восстановил бюро фракции ЦС, пытаясь и в заключении работать над вопросами теоретического характера. Как хорошему теоретику, Аврааму Вигдерзону было поручено разрабатывать вопрос об аграризации и индустриализации еврейских масс в СССР.

Когда в октябре 1927 года срок заключения истек, Вигдерзон вместе с Галиной Гушанской, Сарой Косицкой, Бенционом Старостой и Гиндой Малковой, как социально-опасные элементы, из политизолятора были отправлены прямиком в ссылку в Семипалатинск. Весной 1928 года Вигдерзону пришлось расстаться с друзьями: он был отправлен в городок Каркаралинск. В Каркаралинске, в 220 километрах от Караганды, ссылку отбывали около полутора десятков сионистов, часть из которых подала ходатайства о замене наказания на высылку в Палестину.

Но, по информации ГПУ, и в глуши Казахстана Авраам Вигдерзон постоянно проводил беседы с сионистами на политические темы, а также выступал перед ними с докладами. Понимая, что поодиночке с коммунистами бороться невозможно, он призывал молодежь ЦС объединить силы с другой организацией — «Ха-шомер ха-цаир». Однако даже в таких условиях отдельные сионисты не могли избавиться от амбиций, а различные фракции — от противоречий.

В 1930 году Вигдерзон, которому было запрещено проживать в 9 крупных городах СССР, приехал в Воронеж. Наряду с Курском этот город в РСФСР стал местом сосредоточения отбывших срок сионистов. Вместе с видными членами ЦСП — Давидом Браиловским, Борисом Гальпериным, Менделем Роговым, Анатолием Овсеевичем и другими — Авраам Лазаревич практически сразу попал в поле зрения Воронежского ОГПУ.

Через четыре месяца пребывания в городе, 18 августа 1930 года, Вигдерзон был вновь арестован. Согласно документам следствия, Вигдерзон с товарищами пытались выпускать подпольный журнал, который должен был стать центром притяжения оставшихся на свободе сионистов. Группу также обвинили в организации нелегальной кассы взаимопомощи и библиотеки, содержащей запрещенную литературу, а также в постоянных «сборищах» друг у друга на квартирах, где проходили политические дебаты.

Как докладывала агентура, Авраам Вигдерзон и его товарищи открыто ставили вопрос о том, что Октябрьская революция 1917 года была не завершена, а вместо царской власти и власти Временного правительства установился гнет большевистской диктатуры. Подобные взгляды арестованные не только высказывали в своем кругу, но и транслировали их в Воронеже в печатных и рукописных материалах.

Вигдерзон содержался под стражей полгода. На нарах воронежские заключенные умудрялись проводить симпозиумы по вопросам строительства трудовой Палестины, конфликта между арабами и евреями, «продуктивизации» евреев (неторговые сферы деятельности) и большевистской диктатуры. Использовалась «тюремная почта»: между камерами нелегально циркулировали записки. Это продолжалось до тех пор, пока коробок с листками из папиросной бумаги, исписанными тезисами симпозиума, не попал в руки к следователю. Тезисы отправились в пакет с уликами, а сионисты получили новые сроки. За принадлежность к сионистской группе Авраам Вигдерзон получил три года ссылки в Туруханск.

В 1933 году сионист наконец-то смог вернуться в родную Винницу. Его брат Яков находился в очередной ссылке. Младшему, Иосифу, также ушедшему вслед за братьями в сионистское движение, удалось получить «замену» и уехать в Палестину. Зато в Винницу к Аврааму приехала его давняя соратница, Галина Гушанская, вышедшая за него когда-то замуж. Вот только в родном городе милиция сионисту надолго остаться не позволила. Через несколько месяцев, оставив беременную жену в Виннице, Вигдерзон выехал в Конотоп, где устроился бухгалтером в артели «Деревообделочник». Но счастье молодых родителей продлилось недолго. Из-за жизни впроголодь и плохого питания, маленький организм не выдержал, их ребенок умер в младенчестве. Галина Менделевна переехала к мужу в Конотоп, где в 1936 году судьба им улыбнулась снова: родилась дочь Дебора.

От сионистской деятельности они отошли, боевое прошлое было забыто. Взгляды Вигдерзона и его супруги ничуть не изменились, но, трезво оценивая условия чекистского террора и огромное количество стукачей, они понимали: ни о какой организованной работе не может идти и речи. Тем не менее 8 марта 1938 года Авраам Лазаревич был снова арестован 4-м отделом УМГБ УНКВД по Черниговской области. Через неделю ему были предъявлены обвинения по статьям 54-8 и 54-11 УК УССР. Сиониста обвинили в том, что он не только принадлежал к контрреволюционной организации, но и готовил террористические акты против членов советского правительства и партии.

Характерно, что первый допрос обвиняемого по таким тяжелым статьям состоялся только спустя полтора месяца после его ареста. Во время беседы со следователем Вигдерзон утверждал, что с последнего освобождения никакой сионистской работы он не проводил. Однако во время второго допроса, состоявшегося спустя еще два месяца, 13 июня 1938 года, Авраам Лазаревич начал давать признательные показания. Вигдерзон сообщал, что, разыскав в Славянске на Донбассе своего брата Якова, он снова вступил в ЦС. В распоряжении следствия было лишь его «чистосердечное» признание и выписки из протоколов допросов сионистов Соломона Кофмана-Выгодского и Боруха Когана, проходивших по тому же делу. Они сначала точно так же всё отрицали, но через несколько месяцев «сознались», что вместе с Авраамом Вигдерзоном в 1935 году в Конотопе основали сионистское подполье.

Через некоторое время в деле вновь произошли изменения. После принятого 17 ноября 1938 года совместного постановления СНК СССР и ЦК ВКП (б) «Об арестах, прокурорском надзоре и ведении следствия», полнейший беспредел НКВД был приостановлен, а прокурорский надзор вновь приобрел свое значение. В протоколе предъявления материалов следствия от 14 декабря 1938 года было указано, что Вигдерзон от своих предыдущих показаний отказался. Но все эти месяцы чекисты методично издевались над арестованным, превратив комнату дознаний в настоящую пыточную.

Хотя в обвинительном заключении речь шла не только о членстве Авраама Лазаревича в контрреволюционной организации, но и о том, что в сентябре 1937 года он якобы вошел в Киеве в группу, готовившую теракт против членов правительства и руководителей ВКП(б), высшую меру наказания ему не дали.

Осенью 1939 года сионисту предъявили постановление Особого Совещания НКВД СССР, которым его приговаривали к пяти годам исправительно-трудовых лагерей с последующим поражением в правах.

Сидеть Аврааму Вигдерзону довелось в печально известном Ивдельлаге на Урале. В 1943 году, в разгар советско-германской войны, срок заключения ему был продлен «до особого распоряжения». Только в сентябре 1946 года сионист был освобожден из лагеря, вернулся в Конотоп и устроился в бухгалтерию местного райпромкомбината.

Все лагерные годы он не знал, что его дочка, маленькая Дебора, умерла вскоре после его ареста. Жена боялась писать ему об этом в лагерь, чтобы Авраам Лазаревич окончательно не пал духом. Ничего он не знал и про своего брата Якова, также арестованного в 1938 году и осужденного по «первой категории» — то есть расстрелянного.

По словам Вигдерзона, после своего освобождения из Ивдельлага ни с кем из сионистов он не связывался. C женой Галиной, которая также после войны вернулась из эвакуации в Конотоп, они работали бухгалтерами, практически ни с кем не общаясь. Однако и после стольких лет издевательств от них не отстали.

В последний раз Авраама Вигдерзона арестовали 6 мая 1949 года, когда в СССР поднялась волна повторных арестов бывших политических заключенных. Эпопея началась с того, что его брат Иосиф, живший к тому времени в Тель-Авиве, разузнал об освобождении Авраама и прислал ему в Конотоп письмо. В завязавшейся переписке братья были крайне осторожны, но Иосиф никак не мог умолчать о разгоревшихся боях за независимость Израиля. Содержание его писем тут же стало известно чекистам, занимавшимся перлюстрацией корреспонденции. Не ускользнуло от них и то, что посылку с парой ботинок и мужским бельем Вигдерзону из Тель-Авива отправил «Союз взаимопомощи евреев Латвии и Эстонии» — буржуазно-националистическая организация, по советским понятиям.

Повторное следствие 1949 года базировалось на старых материалах. Виновным в антисоветской деятельности Вигдерзон себя не признал, но чекисты сразу же достали из папки 1938 года подписанные им же показания. «Я утверждаю, что на допросах я давал следствию ложные показания, как в отношении себя, так и в отношении других лиц, будучи доведен допрашивавшими меня лицами до невменяемого состояния», — Авраам Лазаревич тщетно пытался добиться справедливости от постоянно попиравших закон сталинских опричников. Задача же МГБ была совершенно иная: выслать «к черту на кулички» всех потенциально неблагонадежных граждан. Постановление было ожидаемым: «Вигдерзона Авраама Лазаревича, за принадлежность к антисоветской террористической организации, сослать на поселение в Красноярский край». Вместе с супругой Галиной Менделевной он был выслан из Конотопа в Тасеевский район Красноярского края. Из ссылки сионист был освобожден по амнистии лишь в июле 1954 года. Когда в СССР начали пересматривать дела репрессированных, две последние отсидки Вигдерзона были признаны неправомерными, он был реабилитирован.