top of page
Еврейски герои
Расстрелян тройкой

Борис Декслер

1896 – 1964

Борис Декслер

В начале июля 1952 года у начальника 3-го отделения МГБ в Степлаге капитана Зайцева проходил допрос. Перед чекистом сидел бывший полковник Украинской повстанческой армии Евгений Басюк. Еще в сентябре 1944 года Басюк был завербован советскими спецслужбами и возглавил агентурно-боевую группу МГБ СССР. За решетку он попал из-за безудержного мародерства и прочих должностных преступлений, но профессию провокатора не забыл. Капитану Зайцеву украинец докладывал все, что знал о некоем Борисе Декслере, убежденном сионисте, ненавидевшем советскую власть.

Согласно показаниям стукача, сионист Декслер готовил в Степлаге вооруженное восстание. Бандеровец Басюк должен был подготовить боевую группу в 5 отделении лагеря, а «еврейскую группу», в 3 отделении, Декслер якобы создал уже давно. Басюк утверждал, что Борис Декслер предлагал захватить другие лагеря в Карагандинской области, и далее с боями двигаться к афганской границе. Если не получится – уйти в сибирские леса и ждать помощи из Москвы, где давно укрепился подпольный сионистский центр, связанный с Америкой. Звучит совершенно невероятно, но весь оперсостав Степлага искренне мечтал если не довести Бориса Декслера до «вышака», то добавить ему еще десяточку-полторы к полученному десятилетнему сроку. Всячески демонстрируя свое пренебрежение к «надзорсоставу», Декслер открыто называл себя врагом большевиков и сионистом, порядочно надоев администрации лагеря.

Родился Борис Моисеевич в 1896 году в Минске в семье Моисея Шлеймовича Гордона и Эстер Давидовны Деслер. Моисей Гордон был представителем древней раввинской фамилии, а дед со стороны матери, реб Исраэль Давид Деслер, слыл ближайшим учеником одного из основателей движения «Мусар» – Сабы из Кельма.

До советско-германской войны у Бориса Моисеевича в паспорте было записано двойное имя, Борис-Исай. Просто Борисом он стал из-за ошибки военного писаря, когда попал в 1943 году в госпиталь. Другой была и фамилия. Сотрудникам соответствующих органов Декслер пояснял, что в 1919 году, выписываясь из тифозного отделения Столыпинской больницы в Киеве, он не заметил, что в удостоверении в его фамилии – Деслер – появилась лишняя буква. Страные были утеряны Так он впредь и писался в официальных документах.

Семейная легенда гласит, что правда выглядела иначе. В молодости его звали Шая Гордон, а изменил он фамилию и имя умышленно, чтобы скрыть свое происхождение. Если верить анкетным данным, его отец, Мойше Гордон, был часовщиком и скончался еще в 1905 году. Однако в семье Декслер рассказывал, что его родитель, минский раввин, в 1931 году был выслан в Палестину. В обмен на Гордона и других религиозных деятелей, арестованных в Минске, советские власти получили от англичан группу еврейских коммунистов. До начала Второй мировой войны пожилой рав Гордон проживал в Иерусалиме. Были у Бориса Декслера и родные братья, видные «рошей ешивот» в Литве, но никаких связей он с ними не поддерживал.

Еще подростком Борис Декслер переехал из Минска в Вильно. В городе, прозванном Литовским Иерусалимом, Борис попал в ученье в известное на весь мир издательство еврейской книги Ромма. Свою карьеру у семейства Ромм Декслер начал в роли «мальчика на побегушках», а затем перешел на книжный склад. Все свободное от работы время Борис Декслер отдавал учебе в местном ешиботе. Увлекаясь не только религиозными, но и светскими науками, парень часто читал по ночам. Чтобы не заснуть, он придумал оригинальный способ: как только начинал клевать носом, совал ноги в таз со льдом и холодной водой.

В 1913 году Борис Декслер уехал в Киев, где поступил на работу в книжный магазин Гольдфайна. В Первой мировой войне молодой человек не участвовал: не был годен по здоровью. Однако в революционную стихию окунулся с энтузиазмом. Насмотревшись на зверства противоборствовавших сторон в отношении евреев, Борис Моисеевич в 1918 году добровольцем вступил в Красную армию. Молодые евреи тогда массово шли к большевикам, которые на каждом углу кричали о равноправии народов и борьбе со старым режимом. Зачисленный в отряд по борьбе с бандитизмом, Декслер воевал до конца 1918 года. Одно время он даже был комиссаром бронепоезда. Но с фронтов Гражданской войны ему пришлось уйти из-за подхваченного в окопах тифа.

В начале 1920 года, еще совсем слабый, он вернулся в Киев, где со временем устроился работать в газетный ларек. Вскоре познакомился с девушкой – cвоей первой женой Бузей Дивинской. В Киеве положение было тяжелым, и молодая семья решилась попытать счастья в Москве. Уехали туда в 1921 году, а через год у пары родилась дочка – Лия.

Весь период НЭПа Борис Моисеевич менял профессии, но дольше всего числился в советской столице кустарем: шил мешки и продавал по магазинам. Бывший боец Красной армии, близкий по взглядам к Бунду, Декслер со временем убедился, что левые идеи не только подрывали еврейское национальное самосознание, но и не давали ответа ни на один из насущных вопросов. Лишенные источников существования, а часто – и гражданских прав, местечковые евреи стали жить хуже, чем при царском режиме. Древний язык еврейского народа – иврит – был фактически запрещен, а та еврейская пресса, которая печаталась в Советском Союзе на идише, размещала лишь победные реляции о стране рабочих и крестьян.

Уже в 1922 году Борис Декслер всерьез решил уехать из Советского Союза в Палестину. Однако его молодая супруга наотрез отказалась разговаривать про репатриацию с маленькой дочерью на руках. Тем не менее Декслер продолжал мечтать об Эрец-Исраэль, а со временем снова стал ходить в синагогу. Свою общественную деятельность он начал как организатор кооперативного движения. Cо свойственной ему энергией занимался созданием в Москве артелей, которые позволяли религиозным евреям содержать себя и не работать при этом в субботу.

Со временем семейная жизнь Декслера дала трещину. В 1933 году Борис развелся с Бузей. В Советском Союзе его больше ничего не держало. Написав своему двоюродному брату, Зисе Деслеру, жившему в Тель-Авиве, Борис Моисеевич попросил раздобыть ему британский сертификат на выезд в Эрец-Исраэль. Однако просто так сидеть на месте в ожидании визы он не мог. Давно вращаясь в еврейских национальных кругах, Декслер узнал, что в Москве действует самое настоящее сионистское подполье.

Познакомившись в синагоге с Марком Ефимовичем Бронштейном, который еще при царизме развивал в Саратове сионистское движение, Декслер быстро стал его другом. Нередко Бронштейн приносил ему читать газеты и книги из Эрец-Исраэль, а также рассказывал о происходящем в Палестине. Летом 1933 года Бронштейн представил Декслера Иосифу Каминскому. Каминский, врач по профессии, был видным сионистом, в молодости даже выступал на Десятом сионистском конгрессе в Базеле. После недолгой проверки Бориса Моисеевича приняли в ряды организации под названием «Альгемейн-Сион». Ее активисты позиционировали себя как «общие сионисты», не аффилированные с каким-то конкретным сионистским движением. Среди них, помимо Бронштейна и Каминского, был друг Жаботинского, книгоиздатель Виктор Кугель, грузинский раввин Давид Баазов, член Сионистской трудовой партии «Цеирей Цион» Саша Гордон, ивритский писатель Авраам Криворучка, он же Криворучко, он же Карив. Борис Моисеевич отрекомендовался товарищам сторонником религиозно-сионистской партии «Мизрахи», как наиболее близкой его взглядам.

Первая и основная задача, которую ставила перед собой «Альгемейн-Сион», – получение из Палестины газет, журналов и сионистской литературы, которую участники распространяли среди своего окружения. Борис Моисеевич стал распространителем газет «Давар» и «Форвертс», которые получал в основном от доктора Каминского и Саши Гордона.

Пытаясь расширить свои ряды, участники «Альгемейн-Сион» не только вели работу среди «старых» сионистов, но и намеревались создать молодежную организацию. За это должен был отвечать Декслер, вхожий в хасидские круги Москвы. По информации следствия, собранная им молодежная группа состояла примерно из 20 человек. Все они были учащимися подпольной любавичской иешивы «Тиферис Бахурим» («Красота молодежи»). Участниками молодежной группы были Неех Богатин, сын главного раввина Саратова – Иосифа Яковлевича Богатина, а также его брат – Гершл Богатин. Видным представителем религиозной молодежи был и Мотл Ханзин, бывший член правого Гехалуца из Конотопа, студент историко-философского отделения МГУ, работавший в правлении Московской еврейской общины. Пытаясь воспитать молодежь в национальном духе, Борис Декслер с товарищами проводили лекции об истории Эрец-Исраэль, строительстве еврейского национального центра и международном положении Палестины, совместно отмечали с молодежью еврейские праздники.

Еще одним участком работы, за который отвечал в «Альгемейн-Сион» Декслер, было налаживание связей с сионистами, находившимися в местах ссылки, а также оказание им материальной помощи. Деньги шли и на «выкуп» тем евреям, которые получали разрешение на выезд из Советского Союза и должны были заплатить внушительные «отступные» в советскую казну.

Собрания «Альгемейн-Сион» проходили на квартирах у Иосифа Каминского и Виктора Кугеля, молодежь чаще всего собиралась в коридорах Московской хоральной синагоги, расположенной в Большом Спасоглинищевском переулке. Один раз сионисты собрались в Поляковской синагоге на Большой Бронной, еще один раз – на старом Дорогомиловском еврейском кладбище. Проходили подобные встречи и в других городах. В частности, летом 1933 года сионисты заседали в одной из подпольных квартир города Можайска. Согласно сведениям органов НКВД, имевших среди присутствовавших своего человека, на можайском собрании актива «Альгемейн-Сион» было принято решение о развертывании сионистской деятельности в СССР.

Впервые Борис Декслер был арестован 28 сентября 1934 года. Накануне ареста ему наконец-то пришел вызов от брата и извещение об уплате расходов, необходимых для переезда в Палестину. Однако вместо берегов Яффы он увидел стены Бутырской тюрьмы.

Отвечая на вопросы уполномоченного Секретно-политического отдела НКВД Матусова, арестованный сразу назвал себя убежденным сионистом и заявил, что классовая борьба в Палестине должна была занять второстепенное место, ибо это мешало основной цели еврейского народа – созданию своей страны. Высказывая недовольство советской национальной политикой, Декслер заявлял о том, что за активной ассимиляцией советских евреев стояла продуманная деятельность партийных и государственных органов, ведущих наступление на еврейскую культуру.

Узнав в местах заключения об аресте Иосифа Каминского, Декслер вынужден был рассказать о своей поездке летом 1934 года по Украине. Объезжая основные еврейские центры Украинской ССР, Борис Декслер встречался с бывшими активистами сионистского движения и религиозными евреями, которых москвичи планировали привлечь к подпольной работе. В Одессе эмиссар "Альгемейн-Сион"виделся с уехавшим в Эрец-Исраэль Пинхасом Фельдманом, умудрившимся вывезти из Советского Союза останки одного из создателей сионистского движения — Йехуды Лейба Пинскера. По словам Декслера, он просил Фельдмана передать своим контактам в Палестине, чтобы те создали кредитное товарищество помощи для евреев, желающих выехать из Советского Союза в Палестину. Вернувшись в Москву, Борис Декслер вскоре получил сообщение о планирующейся встрече актива «Альгемейн-Сион», на котором он должен был дать отчет о поездке в Украину.

Собрание «Альгемейн-Сион» проходило в середине лета 1934 года в гостинице «Националь», расположенной на Моховой улице. По словам арестованного одновременно с Декслером врача Каминского, именно Борис Декслер предложил на собрании созвать всесоюзную конференцию представителей сионистских групп. Легитимный орган – «Мерказ» – мог быть избран, как он считал, только на всесоюзной сионистской конференции. Неожиданно против этой идеи выступил Саша Гордон, предложивший конференцию не созывать из конспиративных соображений, а кооптировать в состав «Мерказа» еще несколько человек. Ни одну из принятых резолюций съезда сионисты претворить в жизнь не успели.

За причастность к сионистскому подполью и антисоветскую агитацию Борису Декслеру дали пять лет лишения свободы. После освобождения из Бамлага в сентябре 1939 года он отправился в город Александров Владимирской области. В Москве ему, как бывшему политзаключенному, прописаться не позволили. На работу Декслера брать боялись, поэтому жить приходилось за счет продажи вещей, которые привезла ему из столицы дочка. Полегче стало лишь с переездом в город Шуя Владимирской области, где ему удалось получить патент и устроиться фотографом.

Когда началась советско-германская война, Декслер был в командировке в Иваново. Никаких оснований любить советскую власть у него не было, но бить нацистскую сволочь он считал своим долгом. В августе 1941 года Борис Моисеевич записался в народное ополчение – отдельный транспортный батальон 33 армии. Его последним местом службы был 1247 стрелковый полк 377 стрелковой дивизии, воевавшей на Волховском фронте. Во время одного из страшных боев 1943 года старшина медицинской службы Декслер был тяжело ранен. В бессознательном состоянии его вытащили из-под обстрела и переправили в тыл. Далее были долгие месяцы реабилитации в эвакогоспитале № 1289 в Баку, откуда Декслер был комиссован по состоянию здоровья.

В январе 1944 года, выписавшись из Бакинского госпиталя, он приехал в Москву к дочери Лии. На жизнь снова пришлось зарабатывать агентом по сбору заказов на увеличение фотопортретов. Но эта деятельность не только давала неплохой заработок, но и предполагала постоянные командировки по всему Союзу.

В мае 1946 года Декслер выехал из Баку в Грузию. Официальной причиной поездки была рабочая командировка в Кутаиси, но оттуда Декслер не преминул заехать в Тбилиси. Там жил его давний соратник по «Альгемейн-Сион» – раввин Давид Баазов. Встреча сионистов проходила у Баазова на квартире. Вспоминая погибших в советских застенках товарищей, сионисты делились новостями о собственной жизни и происходящих в Эрец-Исраэль событиях. Эта встреча Декслера с Баазовым была последней. Выдающегося лидера грузинских сионистов не стало в сентябре 1947 года.

В середине февраля 1948 года Борис Декслер выехал в город Якутск. Этот город Декслер выбрал неслучайно. В нем жили его двоюродные сестры Ревека Левина и Двойра Курцман-Ольштейн, сосланные в Восточную Сибирь из Каунаса. Супруг одной из них, Илья Курцман-Ольштейн, был в Литве членом ЦК религиозно-сионистской партии «Мизрахи». Когда Декслер узнал, что его двоюродные сестры с семьями живы, он продал свою очень хорошую коллекцию марок одному академику, закупил много продуктов и вылетел в Якутск.

Впервые за долгие годы встретившись с кузинами, Борис Моисеевич узнал, что его родные братья погибли во время оккупации Прибалтики, умер в Палестине отец, а «красный Молох» добрался и до его двоюродного брата – Гирши Деслера. Гирша, житель литовского города Кельме, был в 1947 году арестован органами НКВД и отбывал срок в Ухто-Ижемском исправительно-трудовом лагере.

Когда Декслер уезжал из Якутска, Ревека и Двойра попросили его при первой же возможности навестить брата, находившегося за решеткой в тяжелых условиях. Пообещав позаботиться о брате, Декслер попросил назначить ему следующую командировку в Ухту. Про встречу с братом не могло быть и речи, поэтому Борис Моисеевич решил организовать ему передачу. Помогла ему в этом лагерный врач Вера Федоровна Ливчак, жена репрессированного инженера Долгоплоска, в будущем – теща известного еврейского активиста Меира Гельфонда. Тфилин и необходимые для религиозного еврея книги – псалмы-«Теилим», «Сидур», сборник галахических кодексов «Кицур Шулхан Арух» – передал другой вольнонаемный. Им был бывший сиделец советских лагерей Шая Туровский, родной брат расстрелянного в ходе репрессий в РККА комкора Семена Туровского. В свою очередь, Декслер помогал людям, томящимся в лагере, отправлять письма на свободу. Одним из них был товарищ двоюродного брата, Иосиф Меллер, организатор сионистского центра «Ихуд» в Польше, сидевший за нелегальную переправку евреев-эмигрантов из СССР. Его корреспонденцию Борис Моисеевич отправлял родственникам, находившимся в Варшаве.

В феврале 1949 года Борис Моисеевич женился во второй раз. Его избранницей стала Розалия Гедальевна Суслович, уроженка города Очаково, давно осевшая в Москве. Пара поселилась в частном секторе, в поселке у железнодорожной станции «Красный Строитель» на окраине советской столицы. Молодожены не прожили вместе и года, как Бориса Декслера арестовали во второй раз.

За Борисом Моисеевичем пришли 21 августа 1949 года. Декслера посадили в знакомую ему Бутырскую тюрьму. На систематических ночных допросах, продолжавшихся до 7-10 часов утра, Декслер держался стойко. Известный философ и диссидент Григорий Померанц, сидевший в лагере с сионистом, вспоминал, что Декслера допрашивали с пристрастием. От Бориса Моисеевича, поставленного под двухсотсвечовой лампою, направленной в глаза, требовали назвать фамилии сочувствующих сионизму. «Он напрягал свою старческую память и называл покойников. На неделю его оставили в покое, потом снова допрашивали. И опять он называл покойников», – тогда убежденный коммунист, Померанц восхищался идейной стойкостью сиониста – «старика лет 70». Так запомнился Померанцу 55-летний на тот момент Декслер.

Декслер буквально издевался над следствием. Мало того, что называл людей, давно погибших в ГУЛАГе, уехавших в Палестину или и так известных органам, но и постоянно напоминал МГБ об их агенте – Гордоне. «C кем из бывших членов сионистского подполья вам приходилось встречаться после отбытия срока?», – вопрошал младший лейтенант Чумоватов, – «Несколько раз в Большой синагоге видел Гордона Сашу, но он мне ничего не рассказывал». Показания 1949 года отличались от показаний, данных Декслером во время первого ареста. Всю вину он пытался переложить на все того же «Сашу» из «Альгемейн-Сион». Только под давлением арестованный вынужден был признаться, что предупредил главного раввина Москвы Шлойме Шлейфера: член правления хоральной синагоги Саша Гордон – агент МГБ! И ходит он в синагогу не молиться, а выявлять врагов советской власти. Борис Моисеевич предложил раввину немедленно вышвырнуть чекиста из синагоги, но никакой реакции не последовало. Не помог и разговор с заместителем Шлейфера по общине – ребом Давыдовым.

Декслера обвинили в проведении среди окружавших его лиц антисоветской националистической агитации. Дескать, в разговорах со своими знакомыми он утверждал, что еврейский вопрос в культурном и материальном отношении может разрешиться только в государстве Израиль, а политика партии и советского правительства направлена на уничтожение еврейской национальной культуры.

Чекисты вспомнили и то, что в Палестине у Бориса Моисеевича жили двоюродные братья, с которыми он активно переписывался, используя вымышленные фамилии. Это тоже вошло в дело. Равно как и тот факт, что на съемной квартире в Красном Строителе он неоднократно собирал «миньян» – молитвенные собрания верующих евреев, а также праздновал с ними Песах и Шавуот. От зоркого взгляда эмгэбэшников не ускользнуло и то, что Декслер отправил в Ухту несколько посылок с религиозной литературой, предназначавшейся религиозному еврею Якову-Мееру Фридзону. Или то, что в Баку он пытался обучать ивриту дочку своей подруги, а также поддерживал связь с находившимися в заключении сионистами. Знали они и про его поездку в Тбилиси к раввину Баазову, а также о связях с семьей литовского сиониста Курцмана-Ольштейна.

Постановлением Особого Совещания при Министре государственной безопасности СССР от 19 апреля 1950 года Борис Декслер был осужден на 10 лет исправительно-трудовых лагерей. Учитывая особую опасность его личности для государства, сиониста направили в Степной лагерь МВД СССР в Казахстане. В Степлаге, или Особом лагере № 4, сидели исключительно политические заключенные. Борис Декслер уехал отбывать срок, так и не повидавшись с женой и своим шестимесячным сыном, Юлием, который родился в декабре 1949 года, прямо во время следствия.

Борис Моисеевич хорошо запомнился другим сидельцам. Среди евреев-заключенных он сформировал «Эзрат-Аниим» – своеобразную кассу взаимопомощи, а также сионистскую группу. Феликс Бергер, осужденный за членство во львовском «Союзе Еврейской молодежи», рассказывал, что сидевшего в лагере парня, Сеньку Фридмана, «националист Декслер» постоянно пилил: нечего бегать к украинке в женскую зону, если есть еврейские девушки.

Более серьезная информация поступала в оперативный отдел Особого лагеря. Бывший боец УПА Басюк был не единственным источником, сообщавшем о «неразоружившемся» Декслере, собирающем внутри Степлага подполье. Часть этих показаний не лишена элементов фантастики – «у Декслера в Одессе проживают два сына, которые также являются членами сионистской организации и ведут борьбу с Советской властью» – но все сводятся к тому, что никакой срок Декслера исправить не мог. Бывший советский военачальник, генерал-лейтенант Василий Терентьев, искупавший долг перед Родиной в Степлаге, доносил в апреле 1952 года, что Декслер вел себя совершенно вызывающе. Работая в бригаде Терентьева, сионист заявлял, что не признает Советский Союз как свое государство: «Моя Родина – только в Палестине!».

Борис Декслер был освобожден из Степлага 4 сентября 1954 года. Определением Карагандинского суда, без указания статьи УК и срока, его отправили на вечную ссылку в Ивановскую область. Его супруга и сын, жившие на тот момент в Одессе, вынуждены были сделать неравносильный размен и переехать в город Иваново. Жила семья в крошечной комнате коммунальной квартиры, но двери к Борису Декслеру не закрывались. Старые религиозные евреи, студенческая молодежь – все обожали заходить к Борису Моисеевичу. Иногда брали книги, которых у Декслера было более двух тысяч. Серьезно интересуясь проблемой образованияв школах, он переписывался по этому вопросу с писателем Константином Паустовским. Состоял Декслер в переписке и с историком книги, артистом эстрады Николаем Смирновым-Сокольским.

Выдержавший годы заключения в тюрьмах и лагерях, Борис Декслер относился к ближним с необычайным состраданием, нередко помогая совершенно незнакомым людям. Однажды они с супругой встретили горько плачущую девушку, которую исключили из института по недоразумению, Декслер не только приютил ее, но и поднял на уши все инстанции. Даже разместил большую статью в главной городской газете. Своим боевым напором старый сионист добился, чтобы студентку восстановили в самые кратчайшие сроки.

Про Палестину Борис Декслер не забывал до своего последнего дня. Регулярно слушая радио «Коль Исраэль», Борис Моисеевич торжественно вставал, только заслышав передаваемый на израильской волне гимн «Ха-Тиква». Каждый год он посылал письмо в Верховный Совет СССР с ходатайством на выезд в Израиль, но с такой же регулярностью получал отказ.

Вся надежда у Бориса Декслера была на сына. «Когда-то ты будешь в Израиле, Юлий, а там все люди как братья и сестры», – так говорил наследнику Декслер, веривший в святость людей, решивших возродить еврейское государство через две тысячи лет изгнания и лишений.

Борис Моисеевич Декслер, несломленный подпольщик из «Альгемейн-Сион», умер в октябре 1964 года в Иваново. После смерти Декслера, его жена написала письмо на имя Косыгина, с просьбой о выезде в Израиль. Через два года разрешение неожиданно пришло. Декслеры репатриировались в Израиль. В одном из писем «Организации узников Сиона», помогавшей семье Декслера устроиться на новом месте, было написано: «Его вдову без всякого сомнения можно приравнять к супруге солдата ЦАХАЛа, погибшего за Родину». Борис Декслер действительно был солдатом, отдавшим свою жизнь за Эрец-Исраэль.

Библиография и источники:

  1. Интервью Моше Декслера проекту «Еврейские герои» (19.09.2023).

  2. Архивное дело Декслера Бориса (Исая) Моисеевича ‒ ГА РФ. Ф. Р-8131 Оп. 31. Д. 65162.

  3. Архивное дело Декслера Бориса (Исая) Моисеевича ‒ ГА РФ. Ф. 10035. Оп. 2. Д. 26096.

  4. Выписки из следственного дела Каминского И. Б. ‒ Ф. Р-34930, Центральный архив ФСБ России.

  5. Выписки из следственного дела в отношении Кугеля В. Р ‒ № Н-9.263, Центральный архив ФСБ России.

  6. Померанц, Григорий Соломонович (1918-2013). Записки гадкого утенка / Григорий Померанц. – Москва: Текст, 2020.

  7. Бергер Ф. Е. Как это было… // Жертвы войны и мира: Сб. / сост. В. М. Гридин. – Одесса: Астропринт, 2000. – (Одесский «Мемориал»; вып. 10). - С. 63–95.

bottom of page