Меир Гельфонд
1929 – 1985
В специальном сообщении от 26 мая 1949 года, направленном министром госбезопасности Украинской ССР генералом-лейтенантом Савченко в Москву, говорилось о ликвидации в Украине молодежной сионистской организации «Эйникайт». Высокий чин сообщал, что реализация агентурного дела «Писатели» подходит к концу, а в местных учебных заведениях проведены новые аресты. Среди арестованных значился и студент Винницкого медицинского института Меир Гельфонд. Следствию было известно, что Меир Гельфонд (в документе – Макс Борисович Гельфонд) и его друзья, все родом из села под Жмеринкой, договорились по окончании школы разъехаться по городам Советского Союза и, говоря языком советских документов, продолжать «националистическую работу по сколачиванию антисоветского подполья» в высших учебных заведениях.
Студент-медик Меир Гельфонд, арестованный в марте 1949 года, действительно любовью к советской власти не отличался. Вот только свергать большевиков он не планировал, ведь его целью была далекая земля – Эрец-Исраэль. Именно за родину еврейского народа ему довелось пережить многочисленные испытания, которыми щедро был усыпан его путь.
Меир Гельфонд родился 24 июня 1929 года в селе Межиров под Жмеринкой, в Винницкой области Украины. Его отец, Берко Янкелевич, работал бухгалтером, а мать, Сара Меировна, была домохозяйкой, воспитывала Меира и его сестру Лею. Семью Гельфонд сложно было назвать религиозной, но с самого детства Меир праздновал еврейские праздники и общался дома исключительно на идише. Этому способствовало и окружение. В жмеринской еврейской школе, где Меир Гельфонд учился до войны, атмосфера была, как тогда любили говорить, советской по содержанию, но национальной по форме. В их классе учился лишь один нееврей, украинец Петро, которого все одноклассники звали Пинчиком. Пинчик так ассимилировался в еврейской среде, что говорил на идише не хуже товарищей. Что и говорить про остальных школяров, предпочитавших Шолом-Алейхема Пушкину.
Когда разразилась советско-германская война, Гельфондам удалось выехать из Жмеринки в эвакуацию на Южный Урал. Три года Меир вместе с родителями и сестрой жили и работали в отдаленном колхозе, а в конце 1944 года семья вернулась домой. К своему удивлению, в Жмеринке вчерашние беженцы обнаружили не только бытовой антисемитизм, но и крайне негативное отношение к евреям со стороны местных властей. Зарвавшиеся чиновники едва скрывали, что прописку возвращавшимся из эвакуации «долгоносикам» они не желали давать из-за «неправильной» национальности просителей.
Еврейской школы в Жмеринке уже не было, поэтому Меиру и его товарищам пришлось доучиваться в средней русской школе № 2. Возмущенные плачевным положением еврейского населения, в конце 1944 года Меир и его одноклассники Владимир Керцман, Михаил Спивак и Александр Ходорковский решили объединиться в подпольную организацию под названием «Эйникайт» (в переводе с идиш – «Единство»). Целью молодые сионисты ставили возвращение всех советских евреев в Эрец-Исраэль, где они могли бы построить современное государство, которое будет защищать их от любой опасности.
Про Палестину ребята знали очень мало, лишь только то, что рассказывалось на уроках истории. Даже о таких личностях, как Теодор Герцль и Давид Бен-Гурион, они никогда ничего не слыхали, воображая себя первооткрывателями совершенно нового революционного движения еврейского народа. К костяку организации постепенно присоединились Татьяна Хорол, Клара Шпигельман, Александр Сухер, Моисей Гейсман, Давид Гервис, Илья Мишпотман, Ефим Вольф.
Первой «операцией» школяров было распространение рукописных листовок на праздник Симхат-Тора в местной синагоге. В самодельных листовках молодые люди агитировали евреев ехать в Эрец-Исраэль. Однако ни среди оставшихся в живых жмеринских евреев, ни среди беженцев из Польши и Румынии отклика эта акция не нашла. Люди ужасно боялись попасть на глаза МГБ, внимательно наблюдающему за своими гражданами.
Местный раввин, к которому ребята тогда же пришли домой с расспросами о Палестине, немедленно их прогнал. Юные подпольщики очень надеялись на контакт с одной девушкой, которая до войны состояла в сионистской партии в Румынии. Девушка, жившая в соседней деревне у спасших ее в годы оккупации украинских крестьян, радушно приняла Гельфонда и его друзей, но сказала, что ничем помочь не может, так как никаких контактов с сионистами больше не поддерживает.
Распространять свои послания решили в других городах. Их листовки на идише и русском языке появились в Виннице и Киеве. Еще ребятам удавалось проводить с людьми индивидуальные беседы на еврейские темы. Иногда члены «Эйникайт» встречались прямо на улицах Жмеринки, иногда на квартирах Михаила Спивака и Тани Хорол, где обсуждали дела организации и обменивались важной информацией.
В 1946 году инициатива с листовками заглохла, но юные подпольщики решили всерьез заняться еврейским самообразованием. Все они разговаривали на идише, но только некоторые из группы умели на идише читать и писать. Про иврит речь тогда не велась. Этот своеобразный «ульпан» существовал до 1947 года, пока члены «Эйникайт» не поступили в вузы в разных городах страны.
Меир Гельфонд в 1947 году стал студентом Винницкого мединститута. В Виннице, к удивлению первокурсника, начал чувствоваться национальный подъем. В городе активно распространялись произведения, рассказывавшие про тяжелую судьбу евреев. Особенной популярностью пользовалось стихотворение Маргариты Алигер «Мы евреи» и не менее известный стихотворный ответ Алигер от поэта-фронтовика Михаила Ришкована. Когда из советской печати и западных радиостанций люди узнали про борьбу за создание в Палестине еврейского государства, молодежь стала готовиться к отъезду на Ближний Восток. В Винницком мединституте еврейские студенты усиленно занимались физкультурой и изучали боевые искусства, которые должны были пригодиться, как им казалось, для защиты еврейского государства.
Несмотря на всеобщее воодушевление, летом 1948 года Меиру Гельфонду стало понятно, что «роман» Советского Союза и государства Израиль – это фикция, сопряженная лишь с внешнеполитическими амбициями Кремля. Юноша всеми фибрами своей души чувствовал, что советское еврейство стоит на пороге больших потрясений. Осенью 1948 года все его опасения стали подтверждаться. В СССР были закрыты последние еврейские школы, театры и писательские союзы. Решением Политбюро ЦК ВКП(б) был распущен Еврейский антифашистский комитет, а его члены были арестованы. Один за другим стали попадать за решетку и бывшие члены «Эйникайт».
Ранним утром 24 марта 1949 года в дверь квартиры, в которой Меир Гельфонд и его товарищ по институту снимали угол, раздался стук. На пороге стояли два незнакомца в штатском, которые попросили разрешения войти в квартиру. Мужчины, оказавшиеся сотрудниками Винницкого УМГБ, устроили тщательный обыск. Изъяв записи и книги, чекисты увезли Гельфонда в тюрьму при местном МГБ.
Чекисты долго не могли поверить, что студенты из Жмеринки действовали самостоятельно. На роль идейного вдохновителя молодежи сотрудниками МГБ был «назначен» Эли Спивак – ученый-идишист, член Академии Наук УССР, арестованный по делу Еврейского антифашистского комитета. Он был дальним родственником Миши Спивака, у которого чекисты денно и нощно пытались вытянуть нужные им показания. Никакого отношения Эли Спивак к молодежи не имел, но следователю Горюну нужна была лишь подпись под протоколом. Так в дело и вошло фальшивое напутствие от Спивака, якобы адресованное жмеринским юношам и девушкам: «Сие от вас, молодежи, зависит. Вы действуйте, а мы вас поддержим».
С соседями по первой своей камере, в Винницкой тюрьме, Меиру повезло. Некоторые из них были так называемыми «повторниками» – людьми, арестованными во второй раз по старому делу. Одним из них был поэт Эйдлин. Он декламировал сокамерникам стихи, а также организовал чтение лекций. Подключился к кружку самообразования и Меир, рассказывавший сидельцам о физиологии, которой увлекался в мединституте. Через месяц Меира перевели в Киев. Прямо перед выходом из камеры, прощаясь с товарищами, он услышал шепот Эйдлина: «Ну, а ленделе, аза йор ойф зей!» («Ну и страна, пропади она пропадом!»).
Следствие по делу Гельфонда завершилось в столице УССР. В Киеве Меир долго сидел в одиночке. Чтобы не сойти с ума, он стал вслух пересказывать себе книги. Следователь, капитан МГБ Горюн, даже подумал, что Меир пытается симулировать душевную болезнь, но, на всякий случай, из одиночки его перевел. Камер, в которых перебывал Меир в Киевской тюрьме МГБ, было несколько. В одной из них обитал старый религиозный еврей, переехавший из Москвы в Черновцы. Всю оставшуюся жизнь Гельфонд вспоминал, насколько тяжело сиделось в советских застенках этому праведнику. Однажды, в субботу, сокамерников вывели на прививку от брюшного тифа. Старик умолял женщину-врача не делать ему прививку в шабат, но его схватили под руки и привили насильно. Меир протестовал: «Как вы можете так поступать? Вы же врач!». За это вертухай бросил юношу в «шкаф» следственного корпуса. Это был закрытый деревянный узкий ящик, в котором невозможно было даже повернуться. В нем молодой человек оказывался не единожды.
В ноябре 1949 года следствие по делу Гельфонда завершилось. Тогда же его перевели в Лукьяновскую тюрьму. Старостой новой камеры был импозантный Михаил Данишевский, главный редактор центральной партийной газеты УССР «Радянська Україна», сидевший уже в третий раз. Другим не менее интересным сокамерником Меира был убежденный сионист Давидович. Благодаря этому старому сидельцу Гельфонд впервые услышал о Герцле, Вейцмане, Соколове и других лидерах еврейского народа.
Признанный виновным по статьям 54-10 ч. 2 («Пропаганда или агитация») и 54-11 («Организационная деятельность») УК УССР, Меир Гельфонд получил 10 лет лагерей. Вместе со своими товарищами, Владимиром Керцманом и Михаилом Спиваком, 3 декабря 1949 года он отправился по этапу.
Меир Гелфонд попал в Воркуту, в печально известный Речлаг, где содержались политические заключенные. Самой страшной работой в Речлаге считалась шахта. Однако бывшему студенту-медику повезло. При содействии русского дворянина и отличного врача Сергея Петрова молодой еврей попал в лагерную санчасть. Меир стал сначала санитаром, потом «братом милосердия». Так, в полевых условиях, он осваивал будущую специальность. Пользуясь своим привилегированным положением, он всегда пытался помочь евреям, попадавшим в эти страшные места. Чаще всего он показывал людям, как правильно симулировать ослабление зрения, а его старший товарищ, Сергей Петров, в свою очередь, рекомендовал начальнику санитарной части не давать «почти слепым» людям самую тяжелую – «шахтную» – категорию.
Кроме занятий медициной, Гельфонд штудировал в лагере историю, философию, языки. Один из последних остававшихся в Советском Союзе ивритских писателей, Цви Прейгерзон, сидевший вместе с Гельфондом, вспоминал, что он был единственным евреем в лагере, решившим серьезно изучать иврит. Его усердие и усидчивость были невероятными. За несколько месяцев занятий Меир Гельфонд научился прекрасно говорить на иврите.
Единственной отрадой в Речлаге были находившиеся там интересные люди. Помимо Прейгерзона, Меир Гельфонд сидел с молодым сионистом из Одессы Иосифом Хоролом, религиозным евреем и участником движения «Бриха» Мордехаем Шенкаром, ученым и убежденным патриотом Израиля Шаей Биликом, видным польским сионистом Иосифом Меллером и многими другими.
После освобождения, в сентябре 1954 года, Меир поехал в Жмеринку к родителям. Возвращался домой он через Москву, где Иосиф Меллер попросил его зайти к Вере Федоровне Левчак, терапевту, которая много помогала заключенным во время своей работы в Ухтпечлаге. Придя к Вере Федоровне, чей муж также был репрессирован, Гельфонд не только передал привет от Меллера, но и познакомился со своей будущей женой – Мариной Долгоплоск, дочерью хозяйки.
В крупных городах Украины бывшему политическому заключенному проживать не разрешалось. Побыв до декабря 1954 года у родителей в Жмеринке, Гельфонд был вынужден уехать в Караганду, где поступил в медицинский институт. Одержимый профессией врача, бывший политзек успевал прекрасно учиться и подрабатывать фельдшером. Вместе с тем годы отсидки в лагере лишь убедили Меира в правильности своих убеждений. Вскоре в Караганде нашлись и соратники: бывшие заключенные сионисты под предводительством инженера-электрика Иоcифа Курицкого. Благодаря Гельфонду сионисты организовали доставку в Караганду материалов из израильского посольства. Наладить связь с израильским посольством в Москве Меиру Гельфонду удалось через сионистов Менахема Леви и Якова Эйдельмана, с которыми он также познакомился в лагере.
В январе 1957 года тучи над карагандинскими сионистами стали сгущаться. Меир заметил за собой слежку, а вскоре его друзей по кружку Курицкого стали вызывать на допросы. Вскоре Меира, ехавшего с ночного дежурства на рабочем поезде, задержали для выяснения личности. Речь шла о какой-то краже, но милиционеры вели себя очень странно. Хорошо знакомый с советской карательной системой, Гельфонд сразу почуял неладное. Из Караганды ему пришлось уехать в Калинин, где он продолжил учебу в местном мединституте.
Еще одним связным Меира Гельфонда с Израилем был старый знакомый Иосиф Меллер, уехавший в Эрец-Исраэль через Польшу. Попав на работу в «Лишкат Акешер» («Бюро по связям»), спецслужбу, ответственную за контакты с евреями в СССР, Меллер отрекомендовал Гельфонда как надежного человека. Вскоре из Израиля передали, чтобы Меир и его возлюбленная, Марина Долгоплоск, готовились выехать в Польшу. Для этой операции молодым людям были подобраны фиктивные «жених» и «невеста», репатриировавшиеся в ПНР. Однако в самый последний момент операция отменилась. В конце 1957 года срок, когда Гельфонд мог покинуть СССР, истек, и его «супруге», уже находившейся в Польше, пришлось уезжать в Израиль одной.
В конце 1958 года Меир оформил брак с Мариной и переехал в Москву, а в 1959 году перевелся на учебу из Калининского мединститута в советскую столицу. Получив диплом, он устроился на должность врача-терапевта в Первом и Втором медицинских институтах. Через несколько лет у пары родилась дочка – Cимона.
В шестидесятые годы столичная квартира Гельфонда стала местом ночевки и своеобразным штабом еврейских активистов, приезжавших в Москву из Риги, Киева, Одессы, Вильнюса, других городов. Связь с израильским посольством он не прерывал, получая через специальных курьеров, приезжавших в Советский Союз, деньги на подпольную работу. В 1963 году под руководством Гельфонда разрозненные группы сионистов смогли провести первую совместную акцию. Его товарищу по Речлагу, Иосифу Хоролу, удалось напечатать и размножить в Риге брошюры со стихотворениями Бялика, статьями Жаботинского и конспектом книги «Эксодус» американского писателя Леона Юриса. Из Риги Хорол перевез «самиздат» в Москву. Оттуда Гельфонд с товарищами организовал распространение брошюр по городам Советского Союза. Дальше «самиздат» размножали на печатных машинках, купленных на деньги «фонда Гельфонда», машинистки, чей труд оплачивался из того же фонда. В сети состояли и переводчики, и распространители, занимавшиеся подпольной работой, постоянно рискуя загреметь за решетку вместе со своим лидером.
К сентябрю 1968 года отдельные семьи в Союзе стали получать разрешения на выезд в Израиль. Для подготовки начавшейся aлии Меир Гельфонд решил поменять тактику. Из отдельных групп он создал единую неформальную организацию с четким распределением функций и общим руководством. Второй амбициозной целью стало создание сети ульпанов, в том числе детских, а также подготовка учителей иврита и обеспечение подпольных курсов учебными пособиями. В среде московских сионистов появилась и новая форма массовых мероприятий – проводы репатриантов в Израиль, куда съезжались люди из различных городов.
Вся эта опасная общественная деятельность проходила на фоне защиты Гельфондом кандидатской диссертации, посвященной применению лекарственных препаратов при лечении сердечной недостаточности.
В начале апреля 1969 года Меир Гельфонд вместе с Виталием Свечинским, Давидом Хавкиным и Карлом Малкиным вошел в «учредительную группу» неформальной всесоюзной сионистской организации, став ответственным за «самиздат» и сбор денег в центральную общественную кассу. В середине августа 1969 года представители различных сионистских групп собрались на очередную встречу. В первый день заседали в доме Меира Гельфонда, затем – на квартире у сиониста из Грузии Гершона Цуцуашвили. Споры о сионистской работе в СССР были горячими, но, в конце концов, было принято предложение москвичей Гельфонда и Свечинского. Было решено согласовывать действия отдельных сионистских групп посредством «Всесоюзного координационного комитета», созданного на встрече. Алию предлагалось разбить на две группы – «алию алеф» и «алию бет». Первая группа активистов («алия алеф») должна была добиваться права на репатриацию евреев через официальные инстанции, вторая – заниматься «самиздатом» и распространением пропагандистских материалов.
Меир Гельфонд стал и одним из создателей печатного органа всесоюзной неформальной сионистской организации под названием «Итон» («Газета»). В самом первом номере он разместил статью об ассимиляции советских евреев.
Вместе с десятью другими активистами Гельфонд стал подписантом коллективного обращения к мировому еврейству. В нем говорилось, что государство Израиль является исторической и духовной родиной евреев, а стремлением советских евреев является осуществление законного права на алию. Затем было второе коллективное обращение, адресованное Генеральному секретарю ООН У-Тану и председателю 24-й сессии Генеральной Ассамблеи ООН Бруксу, подписанное уже 25 активистами. Советские евреи подчеркивали, что внутри страны они не могут найти решения проблемы выезда, и поэтому обращаются в международную организацию на основании пункта «13-2» «Декларации прав человека». («Каждый человек имеет право оставить любую страну, включая свою собственную, и вернуться в свою страну»).
В декабре 1970 года, после объявления приговоров фигурантам ленинградского дела, пытавшимся на угнанном самолете вылететь в Израиль, Меир Гельфонд отправил в Париж открытое письмо, адресованное «Эмнисти Интернейшнл» и бывшим заключенным концлагерей. Бывший узник Речлага писал в авторитетную организацию о том, что суровые приговоры «самолетчикам» были лишь следствием советской политики, направленной против десятков тысяч евреев, рвущихся в Израиль.
Среди акций, подготовленных при активном участии Меира Гельфонда, был и легендарный поход «отказников» в приемную Верховного Совета СССР с требованием предоставить евреям свободный выезд в Израиль. Уговорив активистов не выходить на митинг, а идти прямо в логово коммунистов, Гельфонд составил текст петиции, которую подписали 24 человека. В ней «отказники» требовали от властей прекратить преследования узников Сиона, обеспечить право на свободный выезд в Израиль без характеристик с места работы и согласия родителей, а также гарантировать доставку виз из Израиля.
Дерзкая акция состоялаcь 24 февраля 1971 года. Лишь поздним вечером группа забастовщиков покинула приемную Верховного Совета СССР, получив гарантии безопасности и обещание скорого ответа на их коллективное обращение. Через неделю евреи, так и не дождавшиеся от властей реакции, вышли уже на публичную акцию протеста.
Власти держать «смутьянов» в стране больше не желали. Меир Гельфонд получил выездную визу 3 марта 1971 года с предписанием покинуть страну в кратчайшие сроки. Вместе с супругой Мариной и девятилетней дочерью Симой 9 марта 1971 года он вылетел из Москвы в Вену, а оттуда – в Израиль. В аэропорту имени Бен-Гуриона лидера советского еврейства Гельфонда, а также других евреев-активистов лично встречала премьер-министр Израиля Голда Меир.
Связей с советским еврейством, все еще находившимся за железным занавесом, Гельфонд не прерывал. В мае 1972 года из Израиля были направлены письменные показания на имя Генерального прокурора СССР Руденко. Меир Гельфонд, а также бывшие «отказники» Михаил Занд и Вадим Меникер сообщали, что Иосиф Менделевич, фигурант «самолетного дела», которому вменялось написание статей «Об ассимиляции» и «Евреи перестают молчать», никакого отношения к текстам не имел. Израильтяне сообщали, что статьи были написаны Зандом и еще одним неназванным человеком, при активном участии Меира Гельфонда и Вадима Меникера. Также подписанты говорили о подсудимом Лейбе Хнохе, которому чекисты приписывали хранение «антисоветского воззвания». Так в судебных документах характеризовалась статья «Твой родной язык». В своем заявлении репатрианты утверждали, что статья «Твой родной язык» не носила антисоветского характера. Гельфонд и его соратники настаивали на том, что Менделевичу и Хноху нельзя было вменять в вину соответствующие пункты обвинения, приговора.
По приезду в Израиль Меир, Марина и Симона поселились в городе Петах-Тиква. На Родине Меир Гельфонд работал врачом-кардиологом: в больнице «Бейлинсон» в Петах-Тикве, больнице «Меир» в Кфар-Сабе, а также других местах. Параллельно он выполнял функции терапевта в кибуце Гааш. В свой израильский период жизни Меир Гельфонд был известен как принципиальный защитник новых репатриантов. В одной из статей, вышедшей в 1976 году, он так пояснял свою позицию: «Израиль не оправдал надежд репатриантов и нуждается в реабилитации». Открыто критикуя в печати принципы абсорбции переехавших в Израиль людей, от простых рабочих до ученых, он, не стесняясь, громил израильские власти. Большие претензии у него были и к лидерам советского еврейства, так и не образовавшего среди своих дважды соотечественников партию, которая решительно отстаивала бы права репатриантов. Гельфонд считал, что лидеры предпочли помощи своим собратьям теплые места в «мисрадах» (министерствах).
Таким был узник Сиона Меир Гельфонд. Нередко его называли совестью советской алии. До конца своих дней он оставался правдолюбом, верным своим убеждениям.
Проведенные в застенках годы и постоянные стрессы подкосили его здоровье. Меир Гельфонд скончался 8 июля 1985 года от рака легких. В честь врача и еврейского героя в больнице «Меир» была установлена мемориальная доска. Его дочь, Симона Абрамов, пошла по стопам отца. Она работает в израильской национальной медицинской службе «Маген Давид Адом».
08.10.2023
Библиография и источники:
Гельфонд М. Мемуары активиста алии Меира Гельфонда и отзывы о нем / сост. Я. Мельник. – Иерусалим: Лира, 2008.
Финкельштейн Эйтан. Русский град в Израильском царстве // Знамя. 1997. № 4., с. 180-206.
М. Занд, В. Меникер, М. Гельфонд. Письменные показания под присягой. "С и о н”, № 2 – 3, 1972 г., стр. 109-112
Бутман, Г.И. Время молчать и время говорить. Серия: «Библиотека Алия», 1984.
Новые данные по ленинградскому самолетному процессу // Материалы самиздата. 1972. № 47. — Мюнхен : Радио Свобода, 1972, с. 39-40.
דבר // הרופא שאינו מ"אומרי-הן, 4.05.1976