Яков Тимерман
1923 – 1999
%20%D0%A2%D0%B8%D0%BC%D0%B5%D1%80%D0%BC%D0%B0%D0%BD_edited.jpg)
Более сорока лет тому назад Хакобо Тимерман, издатель газеты из Буэнос-Айреса, стал известен на весь мир как выдающийся борец за права человека. Популярный журналист, не побоявшийся противостоять аргентинской хунте во времена «Грязной войны», был брошен военными в подпольную тюрьму и подвергнут пыткам. В 1980 году Всемирная газетная ассоциация наградила Тимермана «Золотым пером свободы» за его мужество в отстаивании права на свободу прессы.
После нескольких лет жизни в Израиле, США и Испании и падения хунты, Тимерман вернулся в Аргентину, чтобы свидетельствовать против своих мучителей и палачей аргентинского народа. В 2010 году его сын, Эктор Тимерман, как и отец, боровшийся за права человека, возглавил Министерство иностранных дел Аргентины.
При рождении будущего борца за права человека назвали Яковом; «Хакобо», на испанский манер, он стал уже в Аргентине. Яков Тимерман, сын Натана Тимермана и Евы Берман, был родом из украинского местечка Бар на Винничине. Он родился 6 января 1923 года, когда Украина уже была советской и на религиозных евреев вовсю шло наступление со стороны коммунистов. В 1928 году, так и не приняв советские порядки, Натан Тимерман, человек верующий, сумел получить разрешение на выезд и вместе с семьей эмигрировал в Аргентину.
Тимерманы поселились в 11-м районе Буэнос-Айреса, самом сердце еврейского квартала. На новом месте глава семейства решил заняться розничной торговлей одежды: смастерил себе небольшую тележку, с которой ходил по улицам в поисках покупателей недорогих брюк и рубашек. Доход от такой торговли был непостоянный и довольно скромный. Спустя 7 лет после переезда в Латинскую Америку Натан Тимерман умер, оставив жену с двумя сыновьями: Яшей и совсем маленьким Йоселе.
Денег на собственное жилье у семьи не было, поэтому Еве и ее старшему сыну пришлось убираться в многоквартирном доме, который хозяин сдавал в аренду. За это Тимерманам полагалось служебное жилье — однокомнатная квартирка. В свободное от учебы и основной работы время Хакобо находил силы бегать на посылках у соседа-ювелира.
Мать Тимермана очень серьезно относилась к своей еврейской идентичности, поэтому, когда мальчику исполнилось 14 лет, она сагитировала его присоединиться к организации «Авука» — студенческой группе, изучающей еврейскую историю и сионизм. По словам журналиста, двое молодых людей из этой группы, которые называли себя социалистами-сионистами, оказали на него решающее влияние.
«Как только я услышал их разговоры, — писал он в своих мемуарах, — я тотчас же присоединился к тому миру, с которым уже никогда не расставался, — миру, который временами принимал форму сионизма, временами — борьбы за права человека, иной раз — борьбы за свободу самовыражения, а иногда — солидарности с диссидентами против всякого тоталитаризма».
В подростковом возрасте Тимерман писал стихи и зачитывался произведениями прогрессивных писателей: Синклером, Дос Пассосом, Джеком Лондоном, Ремарком и Анри Барбюсом. Вступив позже в сионистскую молодежную организацию «Ха-шомер ха-цаир» («Молодой страж»), Хакобо начал принимать активное участие в первомайских демонстрациях. Помимо евреев, борющихся за создание своего государства в Палестине, аргентинские «шомеровцы» поддерживали республиканцев во время гражданской войны в Испании. В годы Второй мировой войны Тимерман был активистом «Молодежной лиги за свободу», которая была на стороне союзников. Аргентинское правительство, которое активно заигрывало с немцами, эта организация раздражала. В конце концов, власти запретили Лигу, объявив ее прокоммунистической.
После погрома Лиги и под давлением полиции Хакобо пришлось на некоторое время завязать с политикой. Тем более пришло время поступать после школы в университет. Тимерман выбрал сначала практичную специальность — инженерное дело. Профессия была крайне востребована в Аргентине, но молодой человек не получал ни малейшего удовлетворения от чертежей и расчетов. Учеба в Национальном университете Ла-Платы тяготила, а подлинная страсть — журналистика — захватывала всё больше и больше. Оставив тщетные попытки стать инженером, Тимерман с головой ушел в печать.
Яков писал в газеты, еще будучи школьником. Он начинал как внештатный сотрудник, освещая скачки, а позже переключился на более серьезные новости. Работал он и в общенациональных изданиях, в 1948–1950 годах был членом редакционной коллегии «Нуэва Сион», социалистически-сионистского левого издания, выходившего раз в две недели в Буэнос-Айресе. Хорошо разбираясь в литературе, в 1947 году Хакобо начал работать параллельно и в нескольких литературных журналах, а спустя три года перешел в ведущую газету Буэнос-Айреса «Ла-Разон», завоевав там репутацию превосходного репортера с острым политическим чутьем.
Но долго работать по найму Тимерман не собирался. C группой других молодых журналистов в 1962 году он основал еженедельный новостной журнал под названием «Примера Плана». Помимо журнала, он участвовал в большом количестве проектов, как в печати, так на телевидении и радио.
Постоянно читая лучшие западные СМИ, Хакобо Тимерман со временем понял: в Аргентине не хватает качественной современной либеральной газеты — самоокупаемой, с большим тиражом и первоклассными журналистами. В 1971 году его задумка увенчалась успехом. В Буэнос-Айресе был основан еженедельник «Ла Опинион», который восторженно встретила демократическая общественность и аргентинские интеллектуалы. Газета, ставившая себе в пример французский «Ле Монд», отличалась качественной аналитикой, смелостью, прекрасным разделом литературы и искусств, а также четкой произраильской позицией.
В 1975 году, в ответ на резолюцию 3379 Генеральной Ассамблеи Организации Объединенных Наций, которая осудила сионизм как расизм, Тимерман написал для своего издания нашумевшую статью «Почему я сионист», где выражалась открытая поддержка Израилю. В стране, где нашли пристанище тысячи нацистских военных преступников, а против евреев регулярно совершались теракты, такая позиция была очень смелой.
На страницах «Ла Опинион» Хакобо Тимерман продолжал воплощать в жизнь свои взгляды на политику: «Враг моего врага — не всегда друг», — считал он. Осуждая преследование диссидентов в Советском Союзе и обращение Кубы с политическими заключенными, Тимерман объявил настоящую войну режиму Аугусто Пиночета в Чили. Официальный Сантьяго негодовал и натравил на издателя «Ла Опинион» своих карманных журналистов, которые открыто называли Тимермана «врагом общества №1».
Тем временем в самой Аргентине грянули перемены. Когда в июле 1974 года президент Аргентины Хуан Перон скончался, его третья жена, Исабель Перон, избранная за год до этого вице-президентом, автоматически стала главой государства.
24 марта 1976 года Исабель Перон, не найдя опоры среди населения в условиях глубоких социально-экономических и политических проблем, а также партизанской войны с партизанами-марксистами на севере страны, была свергнута военной хунтой. В своем первом коммюнике заговорщики предупредили граждан, что Аргентина теперь находится под военным контролем. В хунту входили начальник генерального штаба сухопутных войск Хорхе Рафаэль Видела, адмирал Эмилио Эдуардо Массера и бригадный генерал Орландо Рамон Агости, командующий ВВС. Менее чем через неделю, 29 марта 1976 года, генерал-лейтенант Видела был назначен президентом.
Хакобо Тимерман, как и многие аргентинские интеллектуалы, надеялся, что военные наведут в стране порядок, подготовив почву для возврата к конституционным процессам. Когда Госдепартамент США сравнил аргентинскую хунту с чилийской диктатурой Аугусто Пиночета, газета Тимермана опубликовала статью, решительно защищавшую хунту. В материале утверждалось, что в отличие от диктатуры Пиночета, у которой не было благородных целей, хунта Аргентины стремилась к «повторной имплементации подлинно представительской, республиканской и федералистской демократии в Аргентине».
Исабель Перон не отличалась любовью к соблюдению законности, поэтому военное руководство смогло убедить население: объявленный генералами «процесс национальной реорганизации» несет в себе массу позитивных изменений. В экономике, действительно, объявленные хунтой неолиберальный курс и приватизация устроили средний класс, а внешние займы и финансирование общественных работ сократили уровень безработицы.
Однако в общественно-политической жизни ситуация очень быстро ухудшалась. Практика «эскадронов смерти», широко используемая до переворота отстраненной от власти Исабель Перон, при хунте не только не прекратилась, но и достигла невероятных масштабов.
От поддержки Тимерман вскоре переключился на критику режима генералов. Двойных стандартов сионист Тимерман не терпел. Он придерживался мнения, что все экстремистские режимы, правые и левые, были тоталитарными и нарушали права человека. В своей газете он регулярно печатал списки исчезнувших людей, которых аргентинские спецслужбы похищали и убивали без суда и следствия. Тимерман считал, что его газета была единственной, где осмеливались открыто говорить о текущих событиях, не скрывая правды за эвфемизмами.
Из-за его принципиальной позиции правительство генерал-лейтенанта Видела начало преследовать газету «Ла Опинион», оказывая давление на журналистов и руководство. Что касается самого Хакобо, то он каждый день получал письма и телефонные звонки с угрозами. Однажды утром издателю «Ла Опинион» пришли сразу два письма. Первое было от правой проправительственной организации, осуждающей его на смерть за то, что Тимерман «не вовремя» выступал за право на судебное разбирательство для любого арестованного. Другое — от террористической троцкистской группы «Народная революционная армия», которая писала, что если Тимерман продолжит обвинять левых революционеров в том, что они «точно такие же фашисты», и называть их «безумными левыми», то его будут судить революционным судом и, скорее всего, приговорят к смерти.
Старший сын Тимермана, Эктор, коллеги и друзья уговаривали непокорного издателя бежать из Аргентины. Но Тимерман был непоколебим: «Я принадлежу к Масаде», — говорил он, имея в виду тех древних еврейских воинов, которые предпочли умереть, но не сдаться римлянам в плен. Соратники Тимермана потом вспоминали, что слышали от него несколько раз фразу о том, что он никогда не доставит находящимся у власти антисемитам удовольствия видеть бегущего из страны еврея.
Весной 1977 года по стране прокатилась волна арестов людей, связанных с аргентинским банкиром Давидом Грейвером, который покинул страну в 1975 году и, при загадочных обстоятельствах, погиб в авиакатастрофе в Мексике. Грейвер, владевший пакетом акций газеты Тимермана, был обвинен в финансировании левых сил. Тимерман получил из надежных источников информацию о своем скором аресте, но продолжал на страницах своей газеты писать правду про исчезновения и убийства.
15 апреля 1977 года 20 военных из секретного оперативного отдела Первой армии ворвались в дом журналиста. Арестованного отвезли в штаб-квартиру полиции провинции Буэнос-Айрес, где Тимермана лично допросили печально известный начальник полиции Рамон Кэмпс и его подельник, начальник Главного следственного управления полиции Мигель Освальдо Эчеколац.
Тимерман узнал, что его обвиняют всё по тому же делу Грейвера. Вместе с ним был арестован и главный редактор «Ла Опинион» Энрике Хара. Полицейские требовали от журналиста признаться в отмывании денег вместе с покойным еврейским банкиром, финансировании левых партизан «Монтонерос», вступивших в вооруженную борьбу против хунты, а также в... сионизме.
Допросы Тимермана сопровождались пытками током, выламыванием пальцев… Применялось всё, что мог выдумать по-настоящему изощренный садист.
Впоследствии Хакобо рассказывал, что похитители обвинили его в причастности к «плану Андиния» — странному антисемитскому мифу, согласно которому сионисты собираются отторгнуть часть Аргентины и основать там второй Израиль. Он полагал, что весной 1977 года тюремщики пощадили его жизнь лишь потому, что видели в нем потенциально важный источник информации о «плане Андиния».
Во время допросов следователи, как ни странно, почти не спрашивали арестованного о банкире Грейвере, однако всё время отвлекались на разговоры о еврейском происхождении председателя Совета министров СССР Алексея Косыгина. А однажды полицейские спросили Тимермана, что он знает о секретных встречах премьер-министра Израиля Менахема Бегина и главарей «Монтонерос».
Через 25 дней издевательств журналиста передали в Главное управление федеральной полиции, откуда он впервые с момента похищения смог связаться со своей семьей. Затем его снова отвезли в так называемый «Центр тактических операций I» — подпольную тюрьму, расположенную в северном пригороде Буэнос-Айреса. Там журналиста вновь подвергли пыткам. В конце концов, Тимермана, уже по закону, если так можно назвать сложившуюся в стране правовую систему, поместили в исправительную колонию «Магдалена».
Хотя военные утверждали, что арестовали Тимермана из-за скандала с Грейвером, еврейские организации США рассматривали дело Тимермана как современное дело Дрейфуса.
В ноябре 1977 года Антидиффамационная лига опубликовала отчет, в котором отмечалось: евреи становились жертвами хунты чаще, чем другие группы населения, а дело Тимермана оказало разрушительное воздействие на всю еврейскую общину. Еврейские массы потеряли защитника и трибуна. Тимермана заставляли молчать, а его газета контролировалась и управлялась армией.
Несмотря на оправдательный приговор военного суда, который состоялся в октябре 1977 года, военные продолжали держать издателя «Ла Опинион» за решеткой и обвинять в «несоблюдении основных моральных принципов при исполнении государственных, политических и профсоюзных должностей».
К счастью, у Тимермана, человека известного, были влиятельные защитники. В его поддержку выступил Генри Киссинджер, президент США Джимми Картер, Александр Солженицын, Папа Римский Иоанн Павел II, многочисленные правозащитные организации. Вскоре после того, как помощник государственного секретаря США по вопросам демократии, прав человека и труда Патрисия Дериан напрямую обратилась к генерал-лейтенанту Виделе, дело Тимермана было пересмотрено.
В конце марта 1978 года по стране поползли слухи, что хунта решила изменить статус Хакобо Тимерману. 17 апреля 1978 года журналист был выпущен из тюрьмы и переведен под постоянный домашний арест.
С освобождением из-под стражи хунта тянула до сентября 1979 года. Генералы, прекрасно понимая, что Тимерман на воле снова продолжит свою деятельность, распорядились выслать журналиста из страны, предварительно конфисковав у него всё имущество и лишив гражданства. Газета «Ла Опинион» была за бесценок продана аргентинскому государству и сразу же закрыта.
Гражданином Аргентины Тимерман пробыл всего 20 лет. Его ранние связи с сионистами-социалистами и невысокий в глазах властей иммиграционный статус — «русо» — не давали ему права получить аргентинский паспорт вплоть до 1960-х годов.
Тимерман улетел вместе с сыновьями Хавьером и Даниэлем, а также женой, Ришей Миндлин, в Израиль. Старший сын, Эктор, за год до этого вынужден был бежать в США. В своих интервью Тимерман неоднократно подчеркивал, что его репатриация в Эрец-Исраэль никак не была связана с пережитым в Аргентине. Дипломаты предлагали журналисту и его семье гражданство ряда западноевропейских государств, но Тимерману нужно было попасть в страну, где, по его словам, никого благодарить за жизнь в ней не придется. Хакобо ехал на Родину.
В Израиле Хакобо Тимерман задокументировал пытки и заключение в своей книге «Заключенный без имени, камера без номера», опубликованной в 1982 году.
«Камера узкая. Когда я стою в ее центре, лицом к стальной двери, я не могу протянуть руки», — так начиналась книга мемуаров Тимермана, которая донесла до мирового сообщества правду о тех ужасах, которые творились в Аргентине.
В своей книге Тимерман настаивал на том, что аргентинская хунта имела черты, роднящие ее с нацистским режимом в Германии. «В нацистской Германии, — писал журналист, — евреи были виновны по рождению, либералы — из-за своей слабости и коррупции, коммунисты — из-за идеологии. Такие же формы вины оказались подходящими для врагов аргентинских вооруженных сил». Книга вскоре была экранизирована в США.
После репатриации в Израиль Хакобо Тимерман, вопреки ожиданиям, очень быстро начал критиковать политику правительства Бегина. Несмотря на то, что Израиль участвовал в его освобождении, Хакобо, по его собственным словам, за три года проживания в стране сильно в ней разочаровался. Это в первую очередь касалось его отношения к Ливанской войне 1982 года, которую Тимерман подвергал нещадной критике в изданной в Тель-Авиве книге «Самая долгая война». Его средний сын, Даниель, был заключен в военную тюрьму за отказ от воинской службы. Юноша заявил, что он не хочет делать с Ливаном «то, что аргентинская армия сделала с моей семьей».
Разругавшись с израильским истеблишментом из-за своей позиции по Ливанской войне и внутренней политике Израиля, Тимерман был вынужден уехать из страны. Это решение далось ему очень тяжело. С детства стоя на сионистских позициях, постоянно защищая еврейское государство на страницах аргентинской прессы, он не смог примириться с действующим положением вещей и переехал в Нью-Йорк. В США он стал успешным журналистом, печатаясь в «Нью-Йорк Таймс» и «Ньюсуик», а также написал две репортажные книги о Чили при Пиночете и о Кубе при Кастро.
Тимерман открыто осуждал сдержанную политику администрации Рейгана в области прав человека в «авторитарных» правых режимах, существовавших в Аргентине и Чили. Эти режимы, возмущался журналист, администрация США готова была терпеть, в отличие от левых правительств Кубы и Никарагуа.
После Нью-Йорка Тимерман некоторое время жил в Испании. Потерпев сокрушительное поражение в Фолклендской войне, в условиях экономического коллапса, аргентинской хунте пришлось объявить, что она передаст власть избранному правительству. В 1984 году в Аргентине было восстановлено гражданское правительство, и Тимерман сразу же вернулся в Буэнос-Айрес. Помимо дачи свидетельских показаний против своих мучителей, Тимерман подал в суд на чиновников, которые конфисковали его газету. В конце концов, он добился того, что правительство выплатило ему компенсацию.
Хакобо вернулся в аргентинскую журналистику и возглавил вечернюю газету «Ла-Разон». Коммерческого успеха издание не имело, поэтому издатель решил дать дорогу молодым и уйти на пенсию. На пенсии он устроил настоящую эпистолярную баталию с генералом и начальником полиции провинции Буэнос-Айрес Рамоном Кэмпсом. Именно он в свое время отдал приказ об аресте журналиста и велел подвергнуть его пыткам. В последние годы своей жизни Тимерман вел горячие споры с новым президентом Аргентины Карлосом Менемом, который принял решение амнистировать военных, причастных к убийствам и похищениям. Доставалось от журналиста и руководству еврейской общины Аргентины, которое, по его мнению, поддерживало военный режим, несмотря на исчезновение около 1500 евреев, которые погибли из-за своих политических убеждений.
11 ноября 1999 года Хакобо Тимерман умер в Буэнос-Айресе. Он был многогранным, сложным человеком, не боящимся менять свою точку зрения. Тимермана не заботил финансовый успех, а собственные достижения быстро надоедали. Как «менч» — настоящий мужчина — он защищал слабых и давал бой сильным.
В 2006 году за преступления против человечности был осужден один из главных мучителей журналиста — Мигель Освальдо Эчеколац. Еще раньше судили начальника полиции провинции Буэнос-Айрес Рамона Кампса. В 2012 году кара настигла «президента де-факто» Аргентины Хорхе Рафаэля Виделу, который спустя год скончался в своей камере. Они намного пережили свою жертву. Однако память о Хакобо Тимермане пережила их всех.
11.09.2021
