Евгения Эвельсон
1911 – 2011
Правосудие в СССР хрущевской эпохи было тенденциозно нацелено против евреев – к такому смелому выводу пришла Евгения Анатольевна Эвельсон, автор книги «Судебные процессы по экономическим делам в СССР (шестидесятые годы)», изданной в 1986 году в Лондоне.
В своей книге Эвельсон, бывший советский адвокат, проанализировала 440 процессов 1961-1967 годов, в которых на скамье подсудимых оказались в общей сложности 1676 евреев. Автор утверждала, что в годы оттепели дискриминация евреев в Советском Союзе не только не исчезла, но и приняла новую форму, проявившись в виде кампании против экономических преступлений.
Преступник должен быть наказан – dura lex sed lex – но именно подзащитные Эвельсон, евреи по национальности, привлекавшиеся по экономическим делам, никогда не знали смягчающих обстоятельств и получали самые жесткие приговоры.
Вот один из примеров. Когда на Тушинской красильной фабрике «окопались дельцы», Верховный суд приговорил русских взяточников к 6-10 годам лишения свободы, а их подельников-евреев – к расстрелу. На основании анализа этого процесса и многих других судебных дел Эвельсон пришла к выводу, что закон на практике по-разному карал за одни и те же проступки евреев и неевреев.
В конце своей монографии Эвельсон привела поименный список евреев, приговоренных к расстрелу за экономические преступления – всего 163 фамилии. На территории одной только Украины – более 80 казненных евреев, а русских и украинцев – только 5. Вот такое советское «правосудие».
Еще один примечательный вывод автора: как бы товарищ Андропов ни старался, в Союзе всегда будет нелегальная, «левая» экономика. Без корректировки, которую она обеспечивает, плановая экономика не сможет существовать. Достижения советской оборонной промышленности и спорта – бесспорно, впечатляющие, но обычному человеку нужны обычные товары народного потребления, которые методично игнорирует государственный план. Вот откуда берутся фарцовщики, берущие за пару джинсов месячную зарплату советского инженера, пайки для номенклатуры и бесконечные очереди. Людям просто хочется жить нормально – зарабатывать деньги своим трудом и тратить их на украшение своего скромного быта.
Со свойственным ей превосходным чувством юмора Эвельсон в конце своего труда подчеркнула: через несколько десятилетий после нашумевшего дела трикотажников, стартовавшего 5 марта 1962 года, никаких изменений ни в хозяйственной политике, ни в юридической практике в СССР не произошло. И не произойдет, пока не рухнет эта нежизнеспособная система. Через пять лет после издания книги пророчество Эвельсон сбылось – советская система приказала долго жить.
Автор разошедшейся на цитаты монографии была человеком непубличным. Родилась Евгения Анатольевна Эвельсон (при рождении – Злата Евельсон) в черте оседлости, в штетле под Николаевым на юге Украины. У местных жителей Енты и Эльхона Евельсонов было 10 детей: двоих похоронили младенцами, восемь дожили до старости. Семья жила небогато: отец работал на заводе и в самые лучшие дни баловал свое большое семейство тем, что привозил целую подводу херсонских арбузов и купленный в соседней лавке белый хлеб. Для детей это был настоящий пир.
Чего было вдосталь у Евельсонов – это талантов и упрямства. Старшая сестра Любовь пела в молодости в Одесской опере. В Одессе она познакомилась с Ильей Исааковичем Дабужским, своим будущим супругом, к которому переехала в Москву. В двадцатых годах старшая сестра с мужем перевезла к себе в столицу всю семью из местечка.
Еще одна сестра, Елизавета, тоже выбрала профессию оперной певицы – более 30 лет она пела в Большом театре. Девушки были как пальцы на руке: когда кто-то задевал одну, пальцы сжимались в кулак.
Евгении, или, как ее звали в семье, Златке, было 15 лет. Несмотря на свой артистизм, умение прекрасно танцевать и отличный голос, не хуже, чем у сестер-певиц, девушка выбрала совершенно другой путь. Наверное, ей хотелось добиться настоящего, а не декларативного равенства для всех – не по праву рождения или в силу особых заслуг, а по общему справедливому закону. Днем она тяжело работала на Московской концессионной фабрике канцелярских принадлежностей Арманда Хаммера, а по вечерам усердно училась на рабфаке Московского юридического института.
По воспоминаниям дочери, Евгения Анатольевна была типичным продуктом еврейского местечка, которому большевики сначала дали свободу, а затем так же стремительно ее отняли. Способная, яркая, самостоятельная, умевшая и любившая учиться, она обладала высоким самомнением и весьма острым языком. Эвельсон была неординарным, но зачастую тяжелым в общении человеком, – как и многие талантливые люди. А в молодости – еще и пламенной коммунисткой, верящей в правильность советской системы. В семье мужа антисоветские анекдоты при ней не рассказывали – не хотели мешать ее идеализму.
Во время работы на фабрике инициативную молодую работницу заметили и вскоре выдвинули на должность начальника Бюро рабочего изобретательства, а позже – в аппарат Народного комиссариата легкой и местной промышленности РСФСР. Там она с энтузиазмом вела паспортизацию предприятий легкой промышленности и занимала должность начальника конъюнктурного отдела. Навыки, приобретенные на работе в народном хозяйстве, потом очень пригодились в адвокатуре.
В 1936 году Эвельсон окончила институт. В июне 1940 года, в возрасте 28 лет, защитила кандидатскую диссертацию по истории государства и права, а с 26 октября 1940-го стала доцентом. Еще до защиты кандидатской она преподавала право в четырех московских вузах и, готовясь к защите докторской диссертации, написала монографию «Соборное уложение царя Алексея Михайловича», в которой подвергался анализу весь комплекс правовых институтов того времени. Монография была принята к изданию в 1941 году, но так и не увидела свет – война смешала все планы, не только планы издательств.
Муж Евгении Эвельсон – Леонид Маркович Бамдас – сразу ушел добровольцем в московское народное ополчение и через два месяца пропал без вести. Немцы тем временем рвались к Москве. Евгения Анатольевна уехала с дочерью Еленой в эвакуацию в Чкалов (совр. Оренбург). Там 29 января 1942 года была принята в Чкаловский филиал Всесоюзного юридического заочного института (ВЮЗИ), где стала одним из первых преподавателей, читавших лекции и принимавших зачеты и экзамены по истории государства и права СССР.
В Чкалове трехлетняя Елена начала серьезно болеть, и Эвельсон увезла дочь к сестре Любови и ее мужу Илье Дабужскому в Алма-Ату. Сама же вернулась на свою ответственную работу в Москву. В 1942-1944 годах она служила в Управлении учебных заведений Народного комиссариата юстиции СССР, а по совместительству была доцентом кафедры теории и истории государства и права юридического факультета Московского государственного университета и заместителем декана факультета по учебной части.
В конце 1944 года из эвакуации к Эвельсон вернулась дочь, и они стали снова жить вместе в коммуналке на улице Манежной, дом 5.
Позже коллеги Эвельсон рассказывали, что в числе предъявленных на Нюрнбергском трибунале вещественных доказательств была книга, изданная нацистами в оккупированном Минске в 1942 году – «Правда о евреях в СССР». В ней перечислялись имена всех евреев, занимавших в советской иерархии хоть сколько-нибудь значительные посты, деятелей науки и искусства. В этом списке, в разделе евреев-юристов, нашлось место и Евгении Анатольевне, причем с точным указанием темы ее диссертации.
В начале 1950-х годов Эвельсон обвинили в космополитизме. Она тогда была ученым секретарем кафедры теории и истории права во Всесоюзном заочном юридическом институте. Ее «Методическое письмо по курсу истории государства и права в СССР» подверглось разгромной критике: недостаточно освещена роль русского народа на начальной стадии формирования государства и не отражена ведущая роль И. В. Сталина в этом процессе. В чем состояла ведущая роль вождя, в изучении древнерусской истории или же в самой истории России – из формулировки ясно не было.
Как умная женщина, Эвельсон добровольно оставила кафедру и ушла в адвокатуру, которая не была настолько престижной и, соответственно, опасной, как высшая школа. В коллегии адвокатов подвергшейся опале еврейке, как тогда казалось, было легче пережить темные времена.
А темнота действительно сгущалась. По воспоминаниям дочери Евгении Анатольевны, на Сретенке, сбившись в стаю, в кепочках, белых кашне и с неизменными цигарками в углу рта, местные хулиганы методично били своих сверстников-евреев. В женской школе педагоги, очень образованные, еще дореволюционной закалки, с вымученным пафосом рассказывали о «врачах-убийцах». В их докладах неприкрыто сквозил намек на происхождение «убийц», причем слушатели были соответствующие: дочь Эвельсон, ее одноклассницы Грошман и Гройсман, Дененберг и Хаит, Эллочка Ликманова, дочка прославленного летчика Нина Минова и другие жертвы происхождения. Девочки опускали глаза и боялись смотреть друг на друга. Страх витал в учреждениях, на улице и дома. Однажды ночью Евгения Анатольевна даже вынесла во двор и выбросила в мусорку ценное издание «Всемирной истории еврейского народа» Дубнова и еще что-то из «опасной» части своей обширной библиотеки.
Однако до последнего момента Эвельсон была уверена, что «отец народов» Иосиф Виссарионович Сталин ничего о репрессиях и антисемитских атаках не знал. Когда Сталин умер, как позже вспоминала дочь Евгении Анатольевны, та сидела на кровати, свесив ноги, рыдала, рвала на себе волосы и кричала: «Что теперь с нами со всеми будет?!»
Когда пришла оттепель, Эвельсон, как член Московской городской коллегии адвокатов, продолжала защищать тех, кого сейчас принято называть «предпринимателями» и «бизнесменами», а Советский Союз именовал «жуликами». Политических дел избегала – боялась, что ее высказывания на судебных заседаниях окажутся острее и резче речей подсудимых, – и сосредоточилась на так называемых экономических преступлениях.
Евгения Анатольевна боролась за справедливые приговоры своим подзащитным, которые, конечно, были виновны в сознательном нарушении советских законов. Но, как грамотный теоретик, доктор юридических наук и проницательный человек, со временем она пришла к выводу, что будь те осужденные гражданами нормального государства, их бы почитали как выдающихся представителей нации. Например, знаменитый в СССР Ян Рокотов был бы не расстрелянным преступником-валютчиком, а успешным предпринимателем, действующим в рамках закона.
После триумфальной победы израильтян в Шестидневной войне 1967 года и известного Ленинградского самолетного дела 1970-го, зять Эвельсон загорелся идеей репатриации в Израиль. Сионизма и сильного еврейского сентимента у обеих семей не было, но их поманила возможность навсегда расстаться с Советским Союзом.
Дочь Эвельсон уехала в Израиль со своей семьей в 1973 году. Через два года репатриировалась и Евгения Анатольевна.
На момент выезда Евгения Эвельсон окончательно разочаровалась в коммунизме: работа в адвокатуре отлично проиллюстрировала ей, как советский социализм достигается на практике.
Евгения Анатольевна обратилась в ОВИР, выйдя на пенсию. Выход из рядов правящей партии неожиданно вышел легким и даже в своем роде красивым: в ЖЭКе по месту прописки собрались слесари, водопроводчики и уборщицы, которые повели себя куда порядочней, чем научные работники и прочая советская верхушка в аналогичных ситуациях: «Евдения, – (именно так – через “д” – называли ее соседи), – дочка и внучка уехали, нечего тебе здесь делать – поезжай с Богом».
В Израиле Евгения Анатольевна сразу почувствовала себя как рыба в воде. Иврит шел медленно, но Эвельсон не терялась и в автобусе громко спрашивала: «Кто тут говорит по-русски? Эмицер рэт ду аф йидыш?» Всегда находились какие-то добровольцы-помощники. В Израиле она встретила многих ровесников со своей малой родины: в свое время они поехали не в Москву, а в Палестину. Это были близкие по возрасту люди, которые, как и она, переболели коммунизмом.
Она стала интересоваться сионизмом, симпатизировала партии «Авода». Партийному клубу «Аводы» даже подарила свое пианино, ходила на их собрания и лекции. На каком-то политическом митинге Евгения Анатольевна познакомилась с Бен-Ционом Кешетом, который был в то время заместителем председателя Кнессета. На израильского политика она произвела большое впечатление, и он пригласил ее на заседание Кнессета. Дочь, внучка и зять торжественно сопровождали Евгению Анатольевну в израильский парламент, где Бен-Цион Кешет представил ее Менахему Бегину, который был в то время главой правительства.
Особенно гордилась Евгения Анатольевна своей внучкой Соней, боевым офицером Армии Обороны Израиля.
В возрасте 65 лет Евгения Эвельсон начала работать на полставки исследователем на кафедре славистики Еврейского университета в Иерусалиме. Именно тогда она занялась анализом уголовных дел в СССР. Результаты этих изысканий позже были опубликованы в вышеупомянутой книге, посвященной памяти ее первого мужа.
Евгения Эвельсон скончалась в Калифорнии в 2011 году. Она похоронена в Нью-Йорке на кладбище Маунт-Кармел.
02.04.2021
