Гедалия Печерский
1901 – 1975
В начале 1960-х годов в Дубравлаге, который и поныне находится в Мордовии, сидели особенные заключенные. Прожженных уголовников в местных колониях было больше, однако на их фоне ярко выделялись интеллигенты в тюремных робах и шапках-ушанках. Над такими со стороны администрации был особый контроль, ведь речь шла о “злодеях”, совершивших особо опасные государственные преступления.
Среди “политических” самым уважаемым в одном из отрядов был Геннадий Рувимович — зубной врач от Бога. У зеков здоровье неважное, поэтому прибытие в январе 1962 года в лагерь № 3 врача-протезиста и зубного техника было встречено с энтузиазмом. Геннадий Рувимович трудился на совесть — что значит сын кустаря-бедняка из белорусского местечка-такие работы не боятся.
Но коренным обитателям мест не столь отдаленных полюбился не только профессионализм этого человека. Осужденный Геннадий Печерский держал во всем фасон. Во-первых, он постоянно напоминал администрации, что у заключенных вообще-то есть права: на здоровье, нормальное отношение, справедливый суд. Во-вторых, Геннадий Рувимович, который просил себя называть по-еврейски — Гедалье, не шел на компромисс с совестью. Как его только не наказывала администрация-ничего не помогало: бороду принципиально не сбривал — пришлось водить к парикмахеру в наручниках; твердо соблюдал кашрут, что в условиях тюрьмы вызывало всеобщее удивление, ведь он мог есть только хлеб и запивать его водой.
Советский диссидент и еврейский активист Зеев Могилевер, сидевший в том же лагере, вспоминал, как восхищенные такой стойкостью зеки старались по мере возможности ему помогать. Даже “фартовые” — профессиональные бандиты — считали Гедалию Печерского святым человеком и постоянно носили ему продукты, которые мог есть соблюдающий еврей.
Отвечая на тюремную анкету, бывший секретарь Ленинградской еврейской религиозной общины не скрывал своего отношения к отсидке. Виноватым себя не считал, не исключал возможность побега или антисоветской агитации, требовал приема у Генерального прокурора СССР Руденко — а как еще реагировать на беззаконие?
В 1961 году Гедалия Печерский, ленинградский дантист и прихожанин ленинградской синагоги, был обвинен в еврейском национализме. В стране во всю бушевала антирелигиозная кампания, а Никита Хрущев громогласно объявил, что к 1965 году последнего попа в Советском Союзе покажут по телевизору. Угроза касалась и синагоги, причем еще в большей степени — антисионистская истерия набирала обороты.
В зале городского суда против Печерского свидетельствовали два преступника — подставные свидетели, о вещественных доказательствах не было и речи. Сфабрикованное дело разваливалось. Впоследствии, обвинение в том, что подсудимый изменил Родине в результате сговора с представителями израильского посольства, с Печерского было снято.
Но другая часть обвинения — об антисоветской деятельности — была оставлена в силе.
Гедалью Печерского приговорили к 12 годам лишения свободы. По совершенно маразматическому делу проходили и “подельники”: религиозные старики Евсей Дынкин и Наум Каганов, получившие по 4 и 7 лет лагерей.
Не лишенный чувства юмора престарелый Дынкин, обвиненный также в сочинении сионистских стихотворений и их распространении, после объявления приговора, пошутил: «Советская власть, видимо, считает, что я буду жить вечно!»
Главный фигурант резонансного дела, уроженец местечка Бабиновичи Могилевской губернии, в начале 1920-х жил в Витебске, где по вечерам учился в нелегальной любавичской иешиве «Тиферес Бахурим» («Краса молодежи»). Врагом пролетариата он не был — отец Рувим и мать Геня Печерские миллионами не обладали и работали всю жизнь руками. Однако еврейских традиций Гедалье держался даже когда переехал в Город на Неве. Этому не помешала ни работа в Облпотребсоюзе, ни в стоматологической поликлинике на улице Ланской.
Во время войны Печерский спас около 30 голодающих детей, много взрослых, заботился о раненых бойцах Красной Армии. На спасение ушли все запасы пасхального вина, подключались всевозможные связи и знакомства.
После войны ленинградские евреи буквально уговорили Печерского стать габаем (человек собирающий пожертвования) местной общины — все на общественных началах.
Вместе с заготовителем кожи в Облпотребсоюзе Шимоном Беллером и главным раввином Ленинграда Абрамом Лубановым, Печерский наладил полуподпольную благотворительность. Деньги на это давали как Лубанов, так и сам Печерский, постоянно бравший подработку для такого благого дела. За 2 месяца до Хануки, Песаха и осенних праздников Беллер закупал корм для кур и отвозил его в деревню к знакомым крестьянам.
Крестьяне, получив закупленный корм и аванс за работу, откармливали птицу для резника. Шойхет готовил ритуальный забой, а позже близкие родственники и друзья Беллера ощипывали кур, вытапливали жир и готовили кошерные блюда. Рабби Лубанов ставил печать "кошер" — и подарочные наборы для ленинградских евреев были готовы!
Система Печерского чем-то напоминала революционные ячейки, когда общее дело связывало незнакомых между собой людей. К примеру, доставкой подарков одиноким старикам занимались надежные школьники и студенты, которые ни разу не развозили посылки по одному и тому же адресу.
Другой фронт работы — восстановление оскверненных еврейских могил. Как прихожанин синагоги, Печерский не мог спокойно смотреть на безобразия, происходящие на еврейском кладбище. Это стоило больших нервов: Ленинградский горисполком не собирался выделять места на религиозные захоронения и косо смотрел на восстановление надгробий — мацев, а с Министерством здравоохранения пришлось вести долгую переписку с объяснением, почему иудеи своих умерших хоронят быстро. Про дополнительные мучения для души, не представшей вовремя перед Господом, с советскими чиновниками было говорить бесполезно.
В 1953–1956 годы, будучи главой общины, Печерский энергично ремонтировал большое женское отделение и Александровский зал Ленинградской синагоги, закатывал вокруг здания асфальт, ставил памятники на братских могилах, был кантором на праздниках — занимался всем, кроме политики или шпионажа.
Но органы были совсем иного мнения. Из Министерства просвещения СССР шли сигналы, что председатель правления еврейской религиозной общины Геннадий Рувимович Печерский настоятельно просит открыть в городе Ленинграде курсы идиша и иврита, а также требует выделить на эти цели помещение. К подозрительным планам по изучению всеми желающими еврейских языков прилагались другие идеи. Печерский предлагал иногда устраивать лекции по еврейской истории и литературе.
Ни в Минпросе, ни во Всероссийском обществе по распространению научных и политических знаний, ни в Ленгорисполкоме идеи не оценили. Все чаще в здании синагоги стали появляться странные личности, срывающие молитвы и устраивающие откровенные дебоши.
Некто Белоус, Пипкин и Хейф постоянно строчили доносы, хулиганили на заседаниях общинного совета, особо не скрывая своих целей — отправить в тюрьму актив. В этом провокаторы изрядно преуспели: уже отбывали срок бывший председатель еврейской религиозной общины Гефтер, член общинного совета — “двадцатки” — Болотин, раввины Лобанов, Эпштейн и Кузнецов.
В 1956 году стараниями провокаторов и явно благосклонной к ним милиции, и к нескрываемой радости Совета по делам религиозных культов, Печерский вышел в отставку. До своего ареста в 1961 году он продолжал регулярно посещать синагогу и бороться за религиозные и национальные права евреев.
Как пишет Марк Зайчик, за несколько недель до ареста Печерский в своем доме принимал семью израильского дипломата. Израильтяне часто захаживали в синагогу, и в такой встрече не было ничего необычного. В тот вечер Печерский пел гостям песни и религиозные псалмы, и всячески развлекал. На память всё записывали на магнитофон, но пленку в ночном поезде у дипломата выкрали неизвестные.
Как было принято в те времена, встреча с дипломатом стала последней каплей. Печерский был осужден и отправлен в Дубравлаг. Отсидев 7 лет за антисоветскую деятельность, Гедалия Печерский немедленно подал документы на выезд в Израиль и в октябре 1970 года получил разрешение.
Израильская пресса ликовала, а Печерского встречали как героя президенты Израиля Эфраим Кацир и Залман Шазар. Через год прибыла его жена Пнина Перл, а в 1973 году вся семья воссоединилась в Эрец-Исраэль.
Гедалия Печерский умер в 1975 году в иерусалимской больнице «Бикур Холим» от тяжкой болезни. Но его последние годы жизни — на Святой Земле, без обысков, стукачей и рядом с Котелем, стали для него самыми счастливыми.
20.09.2020
