top of page
Еврейски герои
Расстрелян тройкой

Марк Азбель

1932 – 2020

Марк Азбель

18 апреля 1974 года председатель КГБ Юрий Андропов доложил в Центральный комитет Коммунистической партии Советского Союза (ЦК КПСС), что его ведомство вместе с Академией наук и Госкомитетом Совета министров СССР готовятся сорвать «провокационную акцию» сионистов. Под провокацией он имел в виду запланированный на начало июля 1974 года международный научный семинар, организованный группой видных советских ученых, которым было отказано в выезде в Израиль.

Согласно сведениям, имевшимся у главы КГБ, одним из основных организаторов «провокации» выступал безработный «еврейский националист» Марк Яковлевич Азбель — на деле уважаемый в научном мировом сообществе ученый, доктор физико-математических наук, бывший заведующий отделом Института теоретической физики Академии наук СССР. Андропов утверждал, что Марк Азбель, а также его соратники Александр Воронель, Виктор Браиловский и Александр Лунц рассчитывали привлечь своим семинаром внимание мировой общественности к еврейскому вопросу в СССР. Направленное ими в Англию обращение «К ученым и научным обществам» содержало призывы к западным научным кругам принять участие в семинаре, тем самым оказав помощь советским ученым-отказникам, которые находились в тяжелом положении. Евреев не выпускали на историческую Родину, при этом нормально жить и работать в СССР тоже не давали.

По заверению самого Марка Яковлевича, до самого своего сорокалетия он не знал ни одного слова на иврите. Оказалось, что его фамилия — Азбель — образована от мужского имени Ашбель и упоминается в Торе. Семья Азбелей была еврейской, но традиций практически не соблюдала. Отец, Яков Аронович Азбель, уроженец простой семьи из города Новгород-Северский Черниговской губернии, в 1925 году перебрался в Харьков, где окончил медицинский институт по специальности «врач-рентгенолог», при этом умудряясь хорошо учиться днем, а по вечерам тяжело работать. Мать Марка, Цецилия Исаевна Слободкина, родилась в Полтаве, в интеллигентной семье управляющего заводом. После окончания Харьковского медицинского института, в 1931 году, она вышла замуж за Якова Азбеля. Через год, 12 мая 1932 года, у молодых врачей родился сын Марк.

C самого детства Марк Азбель сталкивался с антисемитизмом. Дети в родном харьковском дворе, проиграв Марку очередную партию игры в фантики, обзывали его «жидом». Впрочем, многие взрослые недалеко ушли от подрастающего поколения. Приехав однажды с матерью записываться в детский сад, мальчик отчетливо услышал разговор двух воспитательниц: «Еще один жид! Откуда они только берутся?!»

Марк, как и многие еврейские дети его поколения, изо всех сил старался доказать, что он ничуть не хуже, чем «обычные» дети. Инструментом для него стали знания, которые он постигал не по годам быстро. Уже к первому классу он хорошо умел читать, писать и знал арифметику, а потому быстро заскучал в школе и уже в первой четверти сдал экзамены на перевод во второй класс.

Советско-немецкая война, начавшаяся 22 июня 1941 года, застала Азбелей в Новгород-Северском, куда молодая семья приехала в отпуск. Девятилетний Марк первый раз в жизни гостил на малой родине своего отца, поскольку родители будущего ученого много работали и впервые смогли взять продолжительный отпуск. Однако эта поездка продлилась недолго — после сообщения по радио о том, что гитлеровцы атаковали советскую границу, семья немедленно вернулась в Харьков.

Но уже в начале осени 1941 года, вместе с матерью, ее сестрой Фаней, двумя двоюродными братьями — Витей и Юрой, и еще несколькими дальними родственниками Марк эвакуировался в Сибирь. Беженцы поселились в деревне Кривощеково возле Новосибирска. Цецилия Исаевна начала работать в военном госпитале, а Марк пошел в местную школу.

Известий об отце не было до июля 1942 года — одним летним днем он неожиданно появился на пороге их дома. Яков Аронович сильно похудел, но был жив и здоров. Оказалось, из Харькова он, капитан медслужбы, выбирался под страшной бомбежкой немцев. Но в конечном итоге старшему Азбелю удалось спастись и он по счастливой случайности оказался именно в Новосибирске, куда был переведен его эвакуационный госпиталь.

Семья немедленно перебралась к Якову Ароновичу в областной центр. Несмотря на тяжелое финансовое положение, Азбели старались дать сыну хорошее образование. Уроками музыки для Марка стали записи классической музыки, транслируемой по радио, репетиторами английского и немецкого языков – соседки по коммунальной квартире. Мальчик не только схватывал на лету математику, но и запоем читал, даже сам пробовал писать стихи.

Однажды, узнав от друга, что в одном из местных магазинов продаются микроскопы — залежалый товар одного из заводов, перешедших на военные рельсы, — Марк загорелся мечтой. Она измерялась в конкретной сумме — в 195 советских рублях, именно столько стоил микроскоп. Собирая несколько месяцев тайком свои обеды и хлебные сухари, которые в то голодное время ценились как дефицитный продукт на местном рынке, мальчику удалось купить микроскоп. Само собой, родители очень рассердились, узнав о происхождении денег, но дело было уже сделано. Марк днями напролет рассматривал через линзы насекомых, капли мазута и всё, что только можно было положить под стекло его новой игрушки — любознательности будущего ученого уже тогда не было предела.

Кроме того, совсем юный Азбель стал замечать необъяснимое по его детским меркам отношение советской власти к своим гражданам. Однажды бесследно пропала его репетитор, этническая немка. А на уроках пели дифирамбы Павлику Морозову — главному пионерскому герою, который на деле был доносчиком и предателем. Именно с вопросом об этом несоответствии, замеченном пытливым умом мальчика, Марк обратился к матери. Реакция была более чем бурной, но предсказуемой: «Послушай, Мара, никогда не задавай вопросов о Павлике Морозове в школе или где-либо еще. Вообще ничего о нем не говори. Держи мысли при себе, иначе мы с отцом можем пострадать». Дело в том, что вышедшая из буржуазной семьи Цецилия Исаевна свое происхождение тщательно скрывала, и излишняя болтливость сына могла им навредить.

В 1944 году вместе с госпиталем, где служили родители Марка, Азбели вернулись в освобожденный от нацистов Харьков. Семья не узнала свой город: исчезли целые улицы, а их многоэтажный дом по улице Каплуновской был занят семьями сотрудников НКВД. С трудом найдя другую квартиру в полуразрушенном доме, Азбели зажили после войны очень скромно. Полегче стало только когда отец Марка защитил кандидатскую диссертацию и начал работать заместителем директора в НИИ протезирования.

Перейдя в восьмой класс харьковской школы № 36, Марк снова столкнулся с тем, что значительно обгоняет своих одноклассников. Это были дети, которым, в отличие от младшего Азбеля, не довелось учиться в период оккупации, и класс считался очень слабым. Не долго думая, подросток начал самостоятельно готовиться к сдаче экзаменов за 9-й класс. Битва за право сдать экзамены экстерном закончилась в кабинете начальника РОНО, который, внимательно выслушав вундеркинда, дал тому зеленый свет.

Новый класс Марка отличался от всех предыдущих. В нем были блестящие ученики, среди которых — известные в будущем биофизик Малеев и математик Любич. Юноша наконец оказался в среде, соответствующей его неуемной тяги к знаниям. Тогда же без особых усилий и подготовки он стал победителем областной олимпиады по математике.

В эти годы шло становление Азбеля не только как будущего ученого, но и как человека с особой гражданской позицией. Изучая на уроках истории марксизм-ленинизм, молодой человек, увлекавшийся точными науками, быстро понял, что Энгельс решительно ничего не смыслил в физике, хотя неоднократно на нее ссылался. А критикуя философию Оствальда и Маха, лидер российского пролетариата, как считал молодой Азбель, показывал свою полнейшую некомпетентность. Ленин грешил совершенной непоследовательностью во взглядах: сначала он писал о том, что классовые требования пролетариата во всех странах идентичны, поэтому идея самоопределения наций устарела, но когда в мультинациональной России началась революция и брожение окраин, он сразу же заявил, что пролетариат поддерживает идею борьбы наций за самоопределение. Такой разворот на 180 градусов Марк не принял. Азбелю стала окончательно понятна лживость предлагаемой коммунистической системы.

В 1948 году 16-летний Марк Азбель окончил школу и без экзаменов поступил в Харьковский государственный университет как победитель областной олимпиады по математике. Тот год принес ему еще одну радость — создание независимого еврейского государства. В честь этого события юноша написал несколько цветистых стихотворений, которые быстро пошли по рукам. Несмотря на их крамольное содержание, ни один из друзей Марка (а среди них были и евреи, и украинцы, и русские) не донес на него.

К моменту поступления в университет Марк окончательно решил всерьез заняться физикой. Случайно наткнувшись в 10-м классе на доклад Генри Смита «Атомная энергия для военных целей», Марк незамедлительно перевел его с английского языка. Юноша так увлекся ядерной физикой, что не только приступил к изучению проблематики разделения изотопов, но и написал доклад на эту тему. Вскоре рукопись доклада Азбеля о разделении изотопов электрохимическим способом была направлена в Бюро изобретений. Правда, в ответ оттуда пришла лишь отписка.

Но юноша не сдавался и повторил попытку, будучи уже студентом ХГУ. Предложив свою идею разделения изотопов декану физико-математического факультета профессору Мильнеру, неугомонный первокурсник в конце концов очутился в кабинете у выдающегося советского физика Ильи Лифшица. Тот почти сразу же вынес неутешительный вердикт — метод работать не будет. Объяснение Лифшиц предложил Азбелю поискать самостоятельно в книге «Статистическая физика», которую он написал вместе со Львом Ландау. Оба они сыграют немалую роль в жизни будущего ученого.

На втором курсе университета Азбель познакомился с первокурсником Александром Воронелем, ставшим в итоге его другом на долгие годы. Воронель еще до своего поступления в вуз успел отсидеть в тюрьме за антисоветскую деятельность. Они с Азбелем сразу же нашли общий язык. Разговаривали юноши не только о физике. В стране бушевала кампания по борьбе с космополитизмом, которая коснулась многих преподавателей университета и непосредственно семьи Марка. Его отец, пытавшийся защитить изгоняемых с работы коллег, сам вскоре был уволен. В ноябре 1951 года семью настигла еще одна трагедия — во время очередного приступа бронхиальной астмы скончалась мать Марка.

К личным проблемам добавились и общественные. Все студенческие годы Азбеля прошли под знаком клеветы на еврейское население. Сначала евреев обвиняли в «безродном космополитизме» и враждебности к патриотическим чувствам советских граждан, затем — в заговоре против высших должностных и партийных лиц Советского Союза.

В январе 1953 года, сев на трамвай, который шел в направлении университета, студент Азбель стал свидетелем отвратительной картины. По его воспоминаниям, весь вагон изрыгал проклятия в адрес «подлых убийц», которые готовились уничтожить советский строй. Уже на выходе из вагона Марк услышал раздраженный голос, хозяин которого сокрушался, что Гитлер не смог до конца решить еврейский вопрос. «Ну ничего, настало время уже нам завершить начатое», — резюмировал незнакомец. Придя на факультет, студент сразу же увидел на стенде то, что послужило поводом для этой истерии: в центральной газете «Правда» анонимный автор опубликовал статью «Подлые шпионы и убийцы под маской профессоров-врачей».

Со смертью Сталина антисемитская волна спала, но «инвалиды пятого пункта» по-прежнему сталкивались с проблемами в трудоустройстве, хоть и не такими явными, как в предыдущие годы. Правда, иногда это неожиданно давало и положительный результат. После окончания университета Азбеля распределили на Уралмашзавод в Свердловске — это означало, что о продолжении научной работы можно будет забыть. Но бдительное руководство завода видеть у себя еврея не пожелало. Точно так же отказалось от Азбеля и какое-то маленькое предприятие на Камчатке. В итоге ему, одному из немногих, пожаловали свободный диплом — право на трудоустройство по собственному выбору.

Так новоиспеченный выпускник остался в родном Харькове и нашел себе почасовую работу сразу в нескольких местах: в вечерней школе, женской школе и Харьковском пединституте. Система народного образования Азбеля крайне возмущала: трясущиеся за работу педагоги, измывающиеся над ними директора и чиновники отделов образования. Свободолюбивый характер не позволял Марку Яковлевичу молчать, и являясь на педсоветы, молодой специалист давал отпор директору. Итог тому — принудительное увольнение с одного из мест работы.

В научной карьере дела шли куда лучше. Совместно со своим другом и коллегой Эмануилом Канером, 23-летний Азбель предсказал циклотронный резонанс в металлах и разработал его теорию. В 1955 году под руководством Ильи Лифшица молодой физик защитил кандидатскую диссертацию и начал работать в Харьковском физико-техническом институте. На защите Ландау произнес: «У диссертанта есть только один недостаток, но от него он избавится без нашей помощи. Это — молодость».

В начале 60-х годов Азбель получил предложение переехать в Москву — центр советской науки. Попав в 1964 году на работу в МГУ и Институт физических проблем при Академии Наук, ученый находил время и на семинары в Институте теоретической физики в подмосковной Черноголовке. Еще раньше его приглашал к себе на работу в Москву сам Курчатов, но, узнав, что ему придется заниматься военными исследованиями, Марк Яковлевич вежливо отказался. Он не желал помогать советской власти делать оружие. Позже ученый называл этот отказ одним из своих наиболее умных поступков за всю жизнь.

На защите докторской Марка Яковлевича в 1958 году присутствовал весь цвет советской науки. Тема: «Теория высокочастотной проводимости металлов в постоянном магнитном поле». Диссертационный совет во главе с Петром Капицей проголосовал за присвоение Азбелю очередной степени.

Празднование защиты докторской совместили со свадьбой. Незадолго до защиты Азбель познакомился с Найей Штейнман, учительницей немецкого языка одного из московских техникумов. Через две недели после знакомства молодые узаконили отношения.

В Москве в первой половине 60-х годов Азбель предсказал резкое изменение поведения электронов в металлах при исчезающе малом изменении магнитного поля, вместе с коллегами открыл аномальное проникновение в металл высокочастотного электромагнитного поля. В работах по сверхпроводимости он предсказал существование квантовых осцилляций и резонансов. Прошло тринадцать лет, прежде чем американец Хофштадтер сделал следующий шаг и показал, что в этом случае спектр имеет фрактальную структуру, известную как «Бабочка Хофштадтера». Теперь проблема сингулярного спектра именуется в современной физической литературе как модель Азбеля-Хофштадтера.

Активно работая над своими исследованиями, молодой ученый читал лекции на московских семинарах по квантовой физике, публиковался в «Журнале экспериментальной и теоретической физики» и других изданиях, в том числе зарубежных. Безупречная научная карьера Азбеля была поставлена на паузу в 1965 году процессом против писателей Андрея Синявского и Юлия Даниэля. Марк Яковлевич, увлекавшийся литературой, дружил с фигурантом дела Даниэлем и был вызван на допрос. Ближе к концу следствия Азбелю с Даниэлем организовали очную ставку. Физик держался перед чекистами достойно и категорически отрицал свое знакомство с подпольной литературной деятельностью своего друга.

Тем не менее, участие Азбеля в деле Даниэля-Синявского всплыло во время подготовки к вручению Ленинской премии, которую, как было уверено всё научное сообщество, должен был получить именно он. В самый последний момент прямо перед пленумом Ленинского комитета президент Академии наук Мстислав Келдыш получил соответствующий донос, и премию физику не дали. Но полностью закрыть глаза на его выдающиеся работы не удалось: в 1966 и 1968 годах бюрократическая машина была вынуждена выдать две премии рангом пониже — Ломоносовские.

Оттепель конца 1950-х, как и ожидалось, оказалась временным явлением. Марк Яковлевич, довольный, что после школы ушел в физику, а не в гуманитарные науки, к которым также имел немалые склонности, чувствовал, что физика в СССР — область относительной свободы, куда почти не лезут ничего несмыслящие в ней партийцы.

В 1967 году Азбель женился во второй раз — на Лидии Варшавской, дочери видного советского химика, настоящего коммуниста. Ее отец был одним из организаторов разработки метода получения и освоения промышленного выпуска зарина. Впервые услышав от супруга крамольные мысли о советском строе и реалиях, Лидия Семеновна была немало удивлена. Но настоящей проблемой стало время, когда в мае того же года ее муж стал буквально жить у радиоприемника в ожидании новостей из Израиля.

Пока центральные газеты клеймили позором «сионистских агрессоров» и смаковали вероятное уничтожение Израиля, многие советские евреи слушали «Голос Израиля» и другие западные радиостанции. И когда известие о победе евреев в Шестидневной войне достигло СССР, они пережили самую настоящую внутреннюю трансформацию. Впервые за столетия местные евреи гордились тем, что они евреи, что они принадлежат к народу, умеющему героически сражаться за свою страну.

Впервые в жизни профессору Азбелю пришло в голову, что его работа в Советском Союзе подходит к концу. Это произошло в самом начале 1970-х годов. Незадолго до этого «Голос Израиля» начал передавать невероятные сообщения: некоторые евреи публично заявляли, что хотят уехать из Советского Союза на свою историческую родину, в Израиль. В СССР подобные заявления расценивались как предательство.

Когда 15 декабря 1970 года начался судебный процесс «Ленинградское самолетное дело», еврейское население стало политизироваться еще быстрее. У здания Ленинградского городского суда почти каждый день шли аресты собравшихся в поддержку подсудимых. Нашумевший процесс показал реальный уровень отчаяния активистов еврейского движения. Легальных способов осуществления своего права на свободу репатриации не существовало, им оставалось только идти на нарушение закона. Породило «самолетное дело» и доселе невиданную волну заявлений людей, открыто потребовавших отпустить их на Родину.

Марк Яковлевич не смог остаться в стороне. Решение было принято: он присоединится к своим братьям и сестрам, вырвется из советского концлагеря и станет работать на благо еврейского государства. Азбеля не удержало и рождение второго ребенка — дочери Юлии. Подав заявления на выезд в Израиль в декабре 1972 года, ему сразу же пришлось уволиться с работы под давлением своего начальника — академика Исаака Халатникова. Через две недели также подала заявление на выезд его первая жена и их сын Вадим.

Приехав сразу же после подачи заявления в Харьков, ученый подивился произошедшим с его знакомыми метаморфозам. Завидев Азбеля, те отводили взгляд и переходили на другую сторону улицы. «Ты просто себе не представляешь, что тут происходило после твоего последнего приезда, — объяснил Азбелю один из его друзей. — Некоторых из нас вызвали в Большой дом и спрашивали о тебе. Нас предупредили, что ты опасный сионист, агент израильской разведки». Друзья также поделились с Марком Яковлевичем подозрением, что его сосед, инженер-химик, оболгал ученого, сказав на допросе в КГБ, что Азбель всю жизнь был сионистом и, несомненно, шпионил в интересах евреев и Америки.

Ожидая ответа от советских органов, Марк Яковлевич решил присоединиться к инициативе своего давнего друга Александра Воронеля, который подал свое заявление на выезд за несколько месяцев до самого Азбеля. Для поддержания научного тонуса «отказников» Воронель решил инициировать специальный семинар, на котором бы слушались доклады и обсуждались свежие научные идеи. Сначала на этих собраниях присутствовали всего несколько человек, но со временем семинар начали регулярно посещать более двадцати ученых. На Западе были созданы рабочие органы семинара: «Международный секретариат» и «Международный совет поручителей и рекомендателей», а в Москве — «Советский оргкомитет по поручительству Тель-Авивского университета», куда, помимо Азбеля, вошли еще 17 советских ученых-отказников.

Другим значительным проектом, над которым работал Марк Яковлевич, был самиздатовский журнал «Евреи в СССР», ставший первым изданием такого рода, появившемся в Советском Союзе с 1920-х годов. Азбель много работал над этим журналом, был одним из руководителей научного семинара, но большую часть его времени занимали консультации для людей, которые надеялись подать заявление на получение выездной визы. В те дни большинство советских граждан понятия не имело, как это сделать: что потребует от них визовый отдел; как им выжить в промежутке до получения разрешения, если их вышвырнут с работы; какие перспективы ждут их в самом Израиле. Все они ждали совета - особенно от того, чье имя было известно и чье мнение все уважали.

Помогая репатриантам, Марк Яковлевич постоянно был на связи с Израилем. Известный русский прозаик, поэт и драматург Владимир Войнович вспоминал, как Азбель приходил к нему домой и передавал по его телефону сведения о готовящихся уехать в Израиль советских евреях. Он по несколько часов надиктовывал в трубку шифровки примерно следующего содержания: «Он купил 4 лампочки по 23 ватта» (то есть человек уезжал 23 апреля). В конце концов органы не выдержали и отключили Войновичу телефон. Но писатель не был в обиде на Азбеля — тот организовал большое дело.

Еще одним направлением деятельности Азбеля было оказание материальной помощи отказникам, лишенным законных средств к существованию. Получая из-за границы валютные переводы или реализовывая дефицитные в Союзе американские джинсы, фотоаппараты или японские магнитофоны, активисты как могли обеспечивали жизнь людей, находившихся в отказе. Это, конечно, не осталось незамеченным милицией и КГБ. В течение многих лет люди в погонах появлялись у Азбелей с завидной регулярностью, их домашние разговоры прослушивались, и большую часть времени Марк Яковлевич находится под пристальным наблюдением. Это стало для ученого привычным атрибутом жизни.

В апреле 1973 года бывшую жену Азбеля с сыном выпустили в Израиль. Появилась надежда, что вопрос с репатриацией все-таки будет решен. Однако вскоре после отъезда Найи Штейнман и Вадима, Марк Яковлевич получил по почте уведомление, которое могло означать лишь одно — отказ на выезд. В ОВИРе опасения подтвердились. На вопрос о причине отказа чиновница сухо ответила: «Государство считает нежелательным, чтобы вы покидали страну».

Первое, что Азбель сделал после отказа, — написал письмо в один из лучших и старейших британских научных журналов Nature, призывая ученых всего научного сообщества поддержать евреев-ученых СССР в их борьбе. Nature и несколько других профессиональных журналов отозвались и стали бесценными союзниками советских отказников.

Еврейские ученые решили дать Кремлю бой, заявив во всеуслышание, что они готовы бороться за свои права и свободы. Азбель со своими товарищами устроили протестную голодовку в одной из московских квартир, предварительно передав пресс-релиз для мировых СМИ о начале своей дерзкой акции. В результате более чем десятидневной голодовки и ее освещения в крупнейших изданиях мира из СССР были выпущены математик Анатолий Либгобер и еще несколько ученых. Это был прорыв, поскольку в течение года до этого не выпустили ни одного ученого. Отказники чувствовали, что выполнили свою задачу, и результат их акции оказался даже более внушительным, чем они ожидали.

В 1974 году после отъезда Александра Воронеля в Израиль Азбель стал председателем научного семинара, который отныне начал проводиться у него на квартире и носить международный характер. В семинаре участвовали не только местные отказники, но и выдающиеся ученые всего мира, включая многих лауреатов Нобелевской премии. Эта деятельность сопровождалась постоянными вызовами Марка Яковлевича в милицию, КГБ, а также отправкой ему, как младшему лейтенанту запаса, повесток на военные сборы. Невзирая на это давление, Марк Яковлевич находил время для научных изысканий. Во второй половине 1970-х он также принялся за новую для себя сферу — физическое изучение ДНК.

После того, как Азбеля выгнали из Института теоретической физики за подачу заявления на выезд в Израиль, работать ему нигде не давали. Но зато на помощь поспешили израильтяне. Один из телефонных звонков, поступивших Азбелю из-за границы, был от президента Тель-Авивского университета — профессора Юваля Неэмана, одного из самых выдающихся мировых умов того времени. Узнав про проблемы ученого от одного из американских коллег, он предложил Азбелю должность профессора в Тель-Авивском университете. И с 1 января 1973 года он, гражданин СССР, числился в штате одного из лучших израильских вузов. Свои лекции Марк Яковлевич читал израильским студентам по телефону. В 1975 году Азбель точно таким же заочным образом был избран адъюнкт-профессором Пенсильванского университета.

Постепенно власти продолжали выпускать людей: уехал Дан Рогинский, за ним настала очередь Моше Гитермана. Но после Войны Судного дня выдачу виз снова приостановили. И когда в марте 1975 года шел судебный процесс против узников Сиона Бориса Цитленка и Марка Нашпица, чекисты пришли в ярость от подготовленных Азбелем обращений к американским профсоюзам, еврейским общинам и народу Израиля. В этих обращениях говорилось, что судилище представляло собой попытку советских властей сломить стремление еврейского народа к свободе.

В феврале 1976 года Марк Яковлевич стал одним из шести представителей советских отказников, встречавшихся в приемной ЦК КПСС с начальником Отдела административных органов при ЦК КПСС Альбертом Ивановым и начальником Всесоюзного ОВИРа Владимиром Обидиным. Советские бюрократы нагло заявили, что абсолютное большинство евреев, пожелавших уехать — 98,4% — уехали, а больше не дали ни одного конкретного ответа. Результат этой личной встречи был ожидаемым: люди получили очередной отказ.

В 1977 году власти окончательно пошли вразнос. 5 марта 1977 года в «Известиях» вышла статья некоего отказника Сани Липавского, известного позднее как «агент Эрвин». Автор сообщал, что отозвал свое заявление о выездной, и утверждал, что был информатором ЦРУ. Также он перечислял свои «контакты». Среди упомянутых был и профессор Марк Азбель. Организацию мероприятий подобных семинарам Воронеля, Липавский объяснял «желанием подогреть эмиграцию из СССР и стремлением подорвать устои советской власти».

Марк Яковлевич сразу же вспомнил о «заговоре врачей» и возможных последствиях этой публикации. И действительно, вскоре повсюду начали проводиться закрытые партийные собрания для осуждения советских сионистов. Друг Азбеля, Вениамин Богомольный, был избит бандой хулиганов на одной из московских улиц, а когда милиционер попытался вмешаться, нападавшие просто предъявили ему удостоверения КГБ. Затем последовал арест старого соратника Азбеля — Анатолия Щаранского.

Марк Яковлевич больше всего боялся попасть в тюрьму, оставив незаконченной свою рукопись по проблемам физических методов изучения ДНК. Кроме того, профессор хотел завершить работу над текущим номером журнала «Евреи в СССР», запланировав для этого короткую поездку в Ленинград. После этого визита в северную столицу давление кэгэбэшников снова усилилось. От Азбеля требовали прекратить проведение семинара ученых и дать обличающие показания по делу Щаранского. Но как ни старались органы, сломить ученого им не удалось.

И тогда советская власть решила избавиться от одного из самых деятельных активистов. После серии разговоров в КГБ Марк Яковлевич получил по почте открытку из ОВИРа. Он приготовился к очередному отказу, но на открытке оказалась неожиданная инструкция — Азбелю необходимо позвонить по указанному телефону. В назначенное время из телефона-автомата ученый набрал номер сотрудницы ОВИРа, которая сразу же заявила: «Итак, ваша проблема решена». Он так растерялся, что не сразу понял, куда чиновница клонит: «Что вы имеете в виду?» Ответ был ошеломляющим: «Вам разрешено покинуть Советский Союз».

Последние дни в СССР профессор Азбель едва запомнил — всё происходило будто в тумане. Вылет же, наоборот, был более чем запоминающимся. Отказников до последнего не выпускали сотрудники паспортного контроля и «люди в штатском», даже самолет был задержан якобы в связи с плохими погодными условиями. Складывалось впечатление, что власти до последнего не решались отпустить Азбеля с семьей на волю. Но все же долгожданный вылет состоялся.

Приехав летом 1977 года в Израиль, Азбель сразу же приступил к преподавательской работе в Тель-Авивском университете. Через два месяца после приезда в страну он отправился в свою первую научную командировку в США.

Крупный специалист по электродинамике, в Израиле он начал успешно заниматься новым направлением — физикой неупорядоченных систем. Проявлял он интерес также и к теоретической биологии. В частности, разрабатывал феноменологическую теорию эволюции смертности, занимался статистическим анализом структуры и физических свойств ДНК. Количество статей, опубликованных Азбелем с 1977 по 1991 год, превышает сотню, что является бесспорно впечатляющим результатом в научном мире.

Однако, по признанию ученого, долгие годы, выходя из подъезда своего многоквартирного дома в Рамат а-Шароне, он вздрагивал, когда проезжающая машина замедляла ход или останавливалась рядом с ним. Профессору на мгновение казалось, что он всё еще в Советском Союзе, а из машины сейчас выпрыгнут люди в серых костюмах.

Продолжая заниматься научными изысканиями, Марк Яковлевич постоянно был вовлечен в общественную работу, а с приездом Большой алии из СССР — по мере сил старался помогать новым репатриантам. Однако, со многими из них у ученого возникали конфликты, поскольку у него были жесткие критерии оценки научного потенциала репатриантов. Он был очень требователен и к себе, и к окружающим.

Марка Яковлевича не стало 31 марта 2020 года. Выдающемуся ученому неоднократно предлагали уехать в Америку — центр мировой науки. На это у категоричного Азбеля всегда был четкий ответ: «Я — сионист». Гордый сын Эрец-Исраэль не мыслил себя вне своего народа.

13.06.2022


Библиография и источники:


  1. Личный архив Марка Азбеля, предоставленный проекту «Еврейские герои» Ириной Колодной

  2. С.А. Гредескул, В.М. Конторович, Л.А. Пастур, В.Г. Песчанский, Ю.А. Фрейман. О нашем коллеге и друге: к 90-летию со дня рождения Марка Азбеля  // «Семь искусств»,  №5(144), май 2022 года

  3. Владимир Кремер. Арестованный семинар // «Заметки по еврейской истории», №2(149), февраль  2012 года

  4. Материалы симпозиума «Еврейская культура в СССР: Состояние. Перспективы» (Москва, 19‒21.12.1976) , 1976. ‒ Архив Ваада России, Москва, ф.1, оп.1, д.19 // Проект J-Doc; доступно 4 сентября 2023 г.

  5. С подлинниками докладных записок, сообщений и информаций (возврат из ЦК КПУ), 2.10‒3.12.1976. ‒ ОГА СБУ, ф.16 (1124) // Проект J-Doc; доступно 4 сентября 2023 г.

  6. • Материалы из архива самиздата (АС), подборка документов, 1975–1976. ‒ Документы архива НИЦ «Мемориал», С.-Петербург // Проект J-Doc; доступно 4 сентября 2023 г.

bottom of page