Цвия Вильдштейн
1906 – 2001
Летним днем 23 июня 1945 года в одном из старых двориков Вильнюса можно было наблюдать странную картину. Прямо на улице группа людей спешно паковала вещи. Все они были евреями, которые, судя по их чемоданам, собирались покинуть литовскую столицу навсегда. Разместились в кузове вместе с багажом. Выезжая, грузовик пропустил вперед «легковушку», которой управлял человек в форме советского летчика.
В салоне с капитаном авиации Николаем Бородулиным, сидевшим за рулем, сидели несколько человек, не поместившихся в кузов грузовика. Ехавшую рядом с водителем женщину, Цвию (или на польский манер — Цивию) Вильдштейн, в Вильнюсе хорошо знали. Она была одной из создательниц вильнюсского детского дома для переживших Холокост еврейских детей.
В аэропорту евреев ожидал подготовленный к вылету самолет. Он должен был доставить их из Советского Союза в Бухарест, откуда путь вильнюсцев лежал в Палестину. Однако не успели пассажиры подняться в воздух, как капитан Бородулин сообщил по радио о неожиданной поломке и запросил экстренную посадку. Время для Цвии Вильдштейн будто бы остановилось: приземление, ворвавшиеся в салон спецслужбисты, задержание, камера внутренней тюрьмы НКГБ. Вместо Эрец-Исраэль Цвия Вильдштейн, пережившая оккупацию, снова оказалась в застенках, но на этот раз «родных» — советских.
Вот только Родиной Литовскую ССР Цвия Вильдштейн назвать не могла. Родилась она 26 июля 1906 года, еще при Российской империи, в семье Билы и Иосифа Набожных в местечке Бережница Волынской губернии. Набожные жили в соседних Сарнах, где отец Цвии работал учителем еврейской народной школы. Помимо Цвии, в семье была еще одна дочь — Песиль, и сын по имени Ицхак.
С раннего детства Цвия Набожная тайком пробиралась на уроки отца, неплохо выучив таким образом Тору. В семь лет девочка пошла учиться в народную школу, где работал ее отец. В том же 1913 году бабушка и дедушка Цвии по отцовской линии переехали в Палестину. Как и ее родные, люди сионистских взглядов, с детства Цвия хотела репатриироваться в Эрец-Исраэль. Окончательно она убедилась в целесообразности такого жизненного шага, когда перевелась в 1917 году учиться в польскую гимназию. После советско-польской войны Сарны стали частью Второй Речи Посполитой, но бело-красным патриотизмом, как позже советским, проникнуться еврейской девочке было сложно. Причиной тому был лютый антисемитизм, расцветший при поляках буйным цветом. Однажды антиеврейские эскапады нескольких одноклассников так возмутили гимназистку, что она принялась их при всем классе отчитывать. В ответ хулиганы схватили Цвию за руки и ноги и сбросили с балкона. Было невысоко, чтобы серьезно изувечиться, но этот урок Цвия запомнила навсегда.
Учеба дочки в польской гимназии огорчала и ее отца. Занятия там проходили по шаббатам, а за непосещение могли запросто выгнать. После долгих раздумий и семейных советов дочери было позволено переехать в Вильно. В 1924 году девушка поступила в 6 класс виленской еврейской гимназии. Учебное заведение хоть и было еврейским, но давало право на получение аттестата государственного образца. Он был необходим, чтобы идти дальше в университет.
В Вильно Цвия сняла угол у одной женщины, которая сдавала квартиру еще трем другим жильцам. Спать приходилось на сломанной кушетке, но гимназистка не унывала. Зарабатывая на жизнь частными уроками, она не могла себе позволить дорогие учебники, поэтому иногда брала книги на ночь у своих друзей. Несколько раз она была вынуждена уходить из гимназии — когда нечем было оплатить семестр, но Цвия все равно слушала лекции — под дверью.
В 1926 году девушка наконец-то получила аттестат зрелости. Осенью она была зачислена в виленский Университет Стефана Батория, где стала изучать историю, педагогику и психологию. Поступив в университет, Цвия вынуждена была снова искать работу. Сначала это была небольшая частная школа Засланского, затем — обычная польская школа. В свободное время молодая учительница участвовала в мероприятиях, организуемых Еврейским национальным фондом, не забывая, что рано или поздно ей суждено будет уехать в Эрец-Исраэль.
В 1936 году Цвия вышла замуж за Ашера Вильдштейна и взяла его фамилию. Ее муж занимался в Вильно торговлей и точно так же мечтал уехать из Польши. Но молодоженам довелось наслаждаться семейным счастьем совсем недолго: разразилась Вторая мировая война. Часть бывшего Виленского воеводства оказалась в составе Белорусской ССР, а столица края — Вильно — в октябре 1939 года была передана Литовской Республике. Впрочем, не успели обосноваться в городе литовские чиновники, как Литва утратила свою независимость и стала частью Советского Союза.
В день вторжения Германии в Советский Союз, 22 июня 1941 года, Цвия вместе с супругом и братом Ицхаком, также жившим в Вильно, решили бежать на Восток. Далеко от города им уйти не удалось — немецкая армия наступала молниеносно. Вернувшись назад, беглецы столкнулись с новой жуткой реальностью, которую принесли с собой полчища «коричневых».
Оккупантами были немедленно наложены различные запреты и ограничения на евреев. Одним из них было ограничение на выезд из города. Но Цвия, пользуясь тем, что на типичную еврейку она была не похожа, на свой страх и риск ездила по деревням, пытаясь достать еду. Однажды она не успела вернуться к комендантскому часу и была схвачена литовским патрулем, но смогла убедить полицаев, что она полька. В конце концов ее освободили, но рисковать приходилось снова и снова.
В субботу, 6 сентября 1941 года, она вместе с мужем оказалась в созданном немцами Виленском гетто. Скопление людей было невероятным. Но по-настоящему сердце Цвии замерло, когда она увидела огромное количество страдающих детей. Женщина начала ходить от двери к двери, собирая для малышей помощь.
Кроме голода, страшным бичом гетто была антисанитария. Горы мусора скапливались в каждом углу, люди испражнялись прямо на улице. Цвия организовала команду по уборке туалетов и выгребных ям. Через некоторое время она была назначена секретарем доктора Лазаря Эпштейна, известного врача и политика из Каунаса, заведовавшего санитарно-эпидемиологическим отделом в гетто.
Своих детей у Ашера и Цвии не было. Когда к Вильдштейн обратилась женщина, которая не могла заботиться о своих двоих детях, Вильдштейн без колебаний взяла их себе на воспитание.
После первой массовой акции по истреблению евреев, устроенной немцами 31 августа 1941 года, в гетто без родителей осталось множество детей, успевших спрятаться от нацистских палачей. Начальниками медицинского и гуманитарного отделов гетто было принято решение открыть для них два приюта: один — для девочек, другой — для мальчиков. Цвия Вильдштейн была назначена директором женского приюта, расположенного в синагоге на Еврейской улице. Каждое утро девочки ходили вместе с директором заниматься гимнастикой в поле перед тюрьмой. В гетто на эти «излишества» смотрели косо, но, была уверена Цвия, спорт закалял ее воспитанниц и давал им силы пережить лишения. После тренировки дети Вильдштейн ели кусок хлеба, иногда фасолевый суп и горячую воду, подкрашенную черными панировочными сухарями. Потом младшие девочки шли в школу, а старшие, от 12 до 14 лет, по заданию юденрата, штопали носки, брюки, перчатки.
Цвия Вильдштейн видела большое значение в том, чтобы занять девочек и отвлечь их от ужасов повседневной жизни. В приюте Вильдштейн организовала четыре группы: одна отвечала за состояние одежды и постельных принадлежностей, другая — за чистоту помещений, еще одна группа следила за стрижками, баней и уходом за больными. Четвертая группа помогала младшим с домашним заданием. Кроме того, в стенах приюта существовал комитет по культуре, который занимался подготовкой газеты, организацией шабата, украшением стен и многим другим. Кроме постоянных рабочих групп, в приюте активно действовали кружки по интересам: швейный, живописный, драматический и хоровой.
На случай непредвиденных обстоятельств в приюте оборудовали тайник-«малину», собрали небольшой запас продуктов. Иногда муж Цвии, возвращаясь с работы, приносил немного еды, которую ему удавалось пронести контрабандой в гетто. Если ночью одна из девочек вдруг начинала плакать от голода, Цвия подходила и клала ей в рот припасенный кусочек сахара.
В сентябре 1943 года нацисты начали высылать из гетто людей в Эстонию. В концлагере Клоога оказался и муж Цвии, который погиб там от рук нацистских палачей. Ничего не зная о судьбе Ашера, Цвия вместе со своими подопечными и родителями мужа пряталась в потаенном убежище. Когда в «малине» закончились съестные припасы, Цвия решилась пойти за едой в польский район. Проникнув на балкон дома, выходившего на «арийскую улицу», она спустилась вниз по водосточной трубе. Почти сразу после ее ухода в гетто началась перестрелка между немцами и партизанами. Вернуться назад она не смогла. Вечером женщине удалось найти временное пристанище у знакомой польки, жившей в самом центре города, на Большой улице.
Через много лет после этих страшных событий Цвия вспоминала, что, подойдя через несколько дней к гетто, она увидела, как немцы ведут куда-то группу «ее» сирот. Присоединившись к ним, она оказалась в Понарах, возле страшной ямы. Раздались первые выстрелы, и Цвия упала в котлован. Через несколько часов она сумела выбраться из ямы и убежала в лес.
Вильдштейн удалось добраться до дома крестьянина, который спрятал ее у себя, а затем связался с профессором Тадеушем Чежовским, который был когда-то лектором Цвии в университете. Профессор обратился за помощью к своей помощнице, пани Зиковской, и та нашла для Цвии место работницы на ферме в деревне Червоный двур под Каунасом. Опасаясь, что о спасшейся еврейке узнают, Чежовский и Зиковская перевели Цвию в более безопасное место под названием «усадьба Скала». В «Скале» она работала на лесопилке и давала уроки хозяйским детям. Польским сельчанам Цвия представлялась полькой по имени Ядвига Погожельска.
В июле 1944 года Красная армия вошла в Вильно, и Цвия Вильдштейн смогла вернуться в город. Ситуация там была катастрофической: педагог повсюду натыкалась на беспризорных еврейских детей. Некоторых укрывали литовцы, другие долгое время скрывались от нацистов в лесах, на свалках и даже в канализационных трубах. Больные, истощенные, они боялись людей и нередко почти не говорили. Цвия твердо решила: в Вильно необходимо создать еврейский детский дом, чтобы спасти этих детей и вернуть им детство.
Инициативу Цвии и еще нескольких педагогов Министерство просвещения Литовской ССР на первых порах отвергло, предложив поместить детей в обычные детдома. Логика была советской: детдомов для отдельных национальностей в стране быть не должно.
На помощь учителям пришел профессор Иосиф Ребельский, советский подполковник медслужбы, чей старший брат Давид был одним из лидеров сионистского движения в США. Придя к Ребельскому на встречу в госпиталь, Цвия проговорила с ним несколько часов. Ребельский брался помочь с помещением и разрешением от республиканского правительства, а Вильдштейн пообещала разыскать детей и подобрать педагогов. Прощаясь, профессор сказал: «Мы откроем детский дом, чего бы это нам ни стоило. Вы станете детям матерью, а я — отцом».
В сентябре 1944 года Цвия стала заведующей детским домом № 6 г. Вильнюса. При детдоме функционировала школа, которой заведовал известный историк и педагог Элиэзер Иерусалимский. Обучение велось на идише, а программа включала изучение еврейской истории и литературы. Для младших был открыт детский сад под управлением еврейской писательницы и переводчицы Елены Хацкельс.
Как оказалось, подполковник Ребельский, опытный врач-психиатр, смог доходчиво объяснить чиновникам от образования, почему еврейские дети не могли идти в общий детский дом. Аргументы были такие: они находились в куда худшем состоянии, чем дети литовцев и поляков, и для восстановления психики им требовалась спокойная обстановка. И, о чудо, чиновники с ним согласились.
Детский дом временно разместился в помещении пустовавшего госпиталя. Параллельно шли поиски будущих воспитанников: через газеты и радио, на литовских хуторах и в католических монастырях. Иногда за детей приходилось давать крестьянам выкуп, а зачастую — забирать их силой. Для этого педагогов сопровождали советские солдаты.
Первым в детдоме появился восьмилетний Лёва Селек. Его привела литовка, которой родители заплатили за спасение ребенка. Затем были братья Левиты, в одиночку выживавшие в лесу, и Береле Глаз из Глубокого, чью мать убили нацисты. У некоторых детей, как у Миреле Вайнштейн, родители погибли прямо у них на глазах. Встречались среди старших воспитанников и юные партизаны, возмужавшие в отрядах народных мстителей, но, после расформирования партизанских отрядов, потерявшие крышу над головой и пришедшие в детдом. Хотя бойких среди ребят было меньшинство, в основном это были дети, забивавшиеся в угол, совершенно дикие и давно не знавшие ласки.
Не успел еврейский детский дом начать свою работу, как власти потребовали вернуть занятое им помещение госпиталя. Цвия Вильдштейн была в отчаянии, но доктор Ребельский вновь пришел на помощь. Найдя разрушенный дом, на улице Зигмантовской на берегу Вилии, Ребельский привел своих пациентов из госпиталя, первоклассных мастеров, которые быстро восстановили здание.
Работая в детском доме, Цвия меньше всего хотела, чтобы дети остались в Советском Союзе. Нормальных условий для сирот там не было, не говоря уже о воспитании в еврейском духе. Еще до окончания войны Вильдштейн наладила нелегальную переправку сирот из Вильнюса в Польшу. Детей перевозили евреи, получившие право репатриироваться в соседнюю страну, а дальше сиротами занимались солдаты британской армии. Это были сионисты из Палестины, вывозившие детей из Европы в Эрец-Исраэль.
Сама она тоже искала способы уехать в Палестину. Получив, как бывшая польская гражданка, разрешение на выезд в Польшу, 1 июня 1945 года Вильдштейн уволилась с работы и стала ждать специального транспорта для репатриантов. Транспорт задерживался, а из города бывшей руководительнице еврейского детдома нужно было выехать как можно скорее. Историей про переправку детей в Палестину органы могли заняться в любой момент. Цвию уже начало охватывать отчаяние, как вдруг на улице она случайно встретила свою бывшую ученицу, Ирену Гольдштейн. Девушка и ее учительница очень обрадовались встрече. Еще большее волнение охватило Цивию, когда Ирена Гольдштейн предложила ей вместе лететь из СССР на самолете.
По словам девушки, один ее знакомый летчик, пилот военного самолета, совершал рейс в Румынию и мог за деньги взять пассажиров. Стоило это немало — около 20 тысяч рублей — но человек был надежный. Летчик Бородулин частенько захаживал в магазин в вильнюсском аэропорту, которым заведовала Ирена Гольдштейн. Рассказав Бородулину о намерении репатриироваться с семьей в Польшу, Гольдштейн услышала о готовности летчика захватить их с собой. Если получится — в Варшаву, а там — в Бухарест.
Ничего не заподозрив, Цвия Вильдштейн решила собрать нужную сумму и лететь вместе с бывшей ученицей. Тем более, этим рейсом собирались воспользоваться и другие люди, тщетно дожидавшиеся транспорта в Польшу: референт Наркомата иностранных дел Литовской ССР Наум Майзель и его супруга Лилия, Ирена с ее мужем, зубным техником 1-й городской поликлиники Вульфом Гольдштейном, и ее мать, пенсионерка Мария Розина-Валецкая. Все они имели в Палестине близких родственников и планировали связать свою жизнь со строящимся еврейским государством.
Забрав пассажиров и их багаж в назначенное время, летчик Бородулин отвез всех на аэродром «Белая Вака». Самолет, взявший курс на Бухарест, из-за технической неисправности был вынужден приземлиться на военном аэродроме «Кивишки» в 25 километрах от Вильнюса. Не успели пассажиры опомниться, как их аэротранспорт был взят под охрану для установления причины вынужденной посадки. Цвию Вильдштейн, ее спутников и пилота отправили в Вильнюс для дачи показаний.
Первый допрос Вильдштейн состоялся в тот же день, 23 июня 1945 года. Его вел заместитель начальника 4-го отделения транспортного отдела НКГБ Литовской железной дороги Чугунов. Майор госбезопасности Чугунов сразу же приступил к главному, спросив Вильдштейн: «Куда вы намеревались улететь из Литовской ССР?». Цвия была немногословна, лишь заявив, что конечным маршрутом ее следования должна была быть Варшава, где она собиралась разыскивать оставшихся в живых родственников.
Через месяц после ареста против педагога выдвинули обвинение по статье 58-1 «a» УК РСФСР. Майор Чугунов грозно вопрошал на дознаниях: «Нелегальный перелет за границу является изменой Родине. Почему вы стали на такой путь?» Цвия категорически отрицала любые намерения изменять СССР. Имея на руках документ о репатриации в Польшу, она и так собиралась на законных основаниях выйти из советского гражданства. Согласно словам арестованной, предложи ей Ирена Гольдштейн вместо Бухареста полететь в другой город, вылетела бы в другой — лишь бы быть вместе со всеми.
В рассмотрении дела в судебном порядке Цвии Вильдштейн было отказано с официальной формулировкой — «в целях сохранения конспирации». Чекисты все еще проводили оперативные мероприятия и опасались, что их агентура будет раскрыта широкой публике. На заседании Особого совещания при НКВД, проходившем 2 февраля 1946 года, учительница была приговорена к восьми годам исправительно-трудовых лагерей с конфискацией лично принадлежавшего ей имущества.
Сидела Цвия Вильдштейн на Колыме. Сначала ее определили на уборку, но она физически была очень слаба, и женщину направили работать «дневной няней» в дом для детей заключенных. Через шесть месяцев ей запретили находиться рядом с детьми как «изменнице родине», и перевели в другой лагерь, где Вильдштейн зимой рубила деревья, а летом работала на добыче золота. Цвия была, конечно, не в состоянии выполнять дневную норму. Помогло ей расположение начальства и, в немалой степени, «авторитетных» зэчек, за которых она писала письма и которым пересказывала по памяти художественную литературу, пока те отдыхали.
После освобождения Вильдштейн не разрешили покинуть пределы Колымы. Работая прачкой и санитаркой в больнице, она упорно добивалась права на преподавание. В сентябре 1953 года ей это удалось: она была назначена директором школы в восточной части Якутии.
Написав прошение о реабилитации, узница Сиона не рассчитывала добиться от советского правосудия правды. Однако неожиданно ей пришла справка. Транспортная коллегия Верховного суда СССР сообщала, что своим определением от 23 мая 1956 года дело в отношении фигурантов прекратило за отсутствием состава преступления. В самом деле, никакого состава преступления в действиях Цвии Вильдштейн и ее «подельников» не было. Все они стали жертвами провокации, задуманной транспортным отделом НКГБ Литовской железной дороги.
Провокация, которую в чекистском меморандуме называли «оперативной комбинацией» по агентурному делу «Репатриаторы», осуществлялась с помощью оперативного работника 2-го транспортного отдела Литовской железной дороги — того самого летчика Бородулина. Чекист Бородулин с 16 июня по 24 июля 1945 года осуществил из Вильнюса не менее 4 рейсов, в результате которых было посажено три десятка людей. Негодяй лично находил и уговаривал решиться на перелет евреев, сам их перевозил на машине до аэродрома, а затем инсценировал поломку самолета. Таким нехитрым способом литовские чекисты выполняли план по выявлению сионистского подполья.
Получив назад часть конфискованных во время ареста вещей, Цвия вернулась в Вильнюс. В 1957 году она переехала в Польшу и практически сразу же репатриировалась оттуда в Израиль.
В Израиле Вильдштейн стала преподавать в начальной школе имени Давида Шимони в Гиватаиме, а также читать лекции в колледже Бейт Берл. В одном из своих интервью Цвия Вильдштейн признавалась, что коллеги-израильтяне ее предупреждали: дети «сабров» покажут ей, где раки зимуют. Тем не менее, педагогика сделала свое дело.
В 1965 году Цвия Вильдштейн была избрана в городской совет города Гиватаима. Как председатель комитета по делам солдат, женщина собирала пожертвования, организовывала мероприятия, продавала лотерейные билеты, чтобы поддержать солдат и их семьи. Только в сентябре 1969 года, во время так называемой Войны на истощение, учащиеся школ Гиватаима отправили под ее началом солдатам более двух тысяч посылок.
Цвия Вильдштейн не вышла замуж повторно и не создала новую семью, но приемных детей у нее были сотни. Боготворили ее не только опекаемые ею защитники Израиля. Спасенные педагогом вильнюсские сироты, вывезенные в конце войны в Израиль, регулярно приходили к своей приемной маме на вечера встреч.
В 1980 году Цвия попала в автомобильную аварию, после которой ей пришлось переехать в дом престарелых. Вильдштейн по-философски замечала: «Я независимый человек. Живу своей жизнью, как привыкла жить, пытаясь всего добиться самостоятельно. У меня был источник силы, но источник на исходе».
Она умерла 28 января 2001 года и была похоронена в Тель-Авиве. Великий педагог и узница Сиона, Цвия Вильдштейн была одной из тех женщин, которые по праву считаются народными героинями.
09.03.2023
Библиография и источники:
לאה צרי, מתופת אל תופת: סיפורה של צביה וילדשטיין, תרבות וחינוך, 1971, תל אביב
Следственное дело транспортного отдела НКГБ Литовской железной дороги по обвинению Майзеля Н.И., Майзель Л.С. и др. в преступлении, предусмотренном ст. 58-1а УК РСФСР / LYA, Вильнюс, ф.K-1, оп.58, д.P-2270-BB; д.P-2270-PPB1; д.P-2270-PPBB2; д.P-2270-SB.
Следственное дело транспортного отдела НКГБ Литовской железной дороги по обвинению Половине Л.М., Найвиделиса М.М. и др. в по ст. 58-1а УК РСФСР / LYA, Вильнюс, ф.K-1, оп.58, д.P-2276-BB; д.P-2276-PPB1; д.P-2276-PPB2; д.P-2276-SB.
Следственное дело транспортного отдела НКГБ Литовской железной дороги по обвинению Троцкой Д.А., Троцкого Л.А. и др. в преступлении, предусмотренном ст. 58-1а УК РСФСР / LYA, Вильнюс, ф.K-1, оп.58, д.P-2277-BB; д.P-2277-PPB; д.P-2277-SB.
שרון גבע, צביה וילדשטיין: מחנכת בגטו וילנה, בגולאג בסיביר ובבית ספר בגבעתיים, אתר יד ושם