Лев Муквоз
1903 - 1975
До сих пор ветераны Запорожской областной санитарно-эпидемиологической службы помнят своих учителей. Именно их поколению, пришедшему с фронтов Второй мировой войны, пришлось восстанавливать разрушенные больницы и поликлиники, вновь налаживать систему санитарно-эпидемиологического надзора и медицинского образования. Все они – настоящие герои.
Одним из них был всеми любимый Лев Григорьевич Муквоз – врач-паразитолог, живший и работавший после войны в Мелитополе. Специалист по гельминтам, Лев Муквоз проводил учебные занятия и семинары для работников санитарно-эпидемиологической службы, повышающих свою квалификацию. Как вспоминают старожилы, на его лекции сбегались все сотрудники-эпидемиологи, даже работавшие совсем не по этой специальности. Каждая лекция была не только максимально информативной и профессиональной, но и напоминала настоящее эстрадное выступление. Лев Григорьевич обладал массой талантов, и среди них не последним был актерский. Помимо врачебной и научной работы, он находил время для преподавания театрального искусства в Мелитопольском техникуме культпросвещения и даже руководил драматическим кружком.
Однако не все коллеги Муквоза знали, что с советской властью у врача неоднократно возникали серьезные проблемы, а неутомимая страсть к походам и культурной работе – наследие весьма бурной юности. Единственные люди в Мелитополе, полностью осведомленные о прошлом Льва Григорьевича Муквоза, работали в городском отделе Министерства государственной безопасности.
В конце 1940 – начале 1950-х годов оперативная обстановка в Запорожской области была сложная – «подлый удар сзади» пытались нанести не только «шпионы капиталистических государств», но и тщательно закамуфлированные «внутренние враги» социалистического рая. Такими врагами были назначены и сионисты, которых арестовывали по всему Советскому Союзу. Едва ли не большинство сионистов, «выявленных» чекистами, о Трумпельдоре и Арлозорове никогда не слыхали. Но в случае с Муквозом органы не ошиблись – в архивах госбезопасности компромата на него хватало.
В июле 1950 года начальник Запорожского областного УМГБ Голубев докладывал своему шефу в Москву: в Мелитополе на контроле находится дело-формуляр в отношении матерого сиониста – заведующего гельминтологическим отделением области и города Льва Григорьевича Муквоза. Для разработки Муквоза планировали командировать в Мелитополь опытного агента МГБ по кличке «Ростовский». Органы понимали, что врач Муквоз – крепкий орешек. Очень осторожный, он никогда не рассказывал о своем прошлом даже близким людям. Когда на работе, среди врачей и преподавателей, заходили разговоры на политические темы, Лев Григорьевич или отмалчивался, или отвечал: «Я не преподаватель истории и не желаю вмешиваться в политические вопросы».
Родом Лев Григорьевич был из Крыма. Родился он в Симферополе 5 октября 1903 года в семье мещанина, коренного крымчанина, Григория Александровича (Cендеровича) Муквоза и Татьяны (Рухли-Рейзы) Иосифовны Майданской. У семьи Майданских были корни в Мелитополе, поэтому именно в этот город впоследствии переехал Лев Григорьевич. Его деда, Иосифа Майданского, мелитопольские старики помнили как купца, владельца доходных домов (с квартирами на съем) и ресторатора.
Семья Муквозов была многодетной, несмотря на то, что хранительница очага, Татьяна Иосифовна, скончалась совсем молодой. Лева рос вместе со старшим братом Яковом и четырьмя сестрами: Клавдией, Миной, Аделью и Луизой. Всем детям постарались дать хорошее образование, не считаясь с трудностями, которые стали постоянными спутниками крымчан с начала Первой мировой войны.
Лева с детства увлекался решительно всем, от литературы до точных наук. Однако в результате выбрал самую интересную для себя отрасль, поступив на медицинский факультет Крымского университета им. М. В. Фрунзе, возникшего в январе 1921 г. на базе Таврического университета. Университет хоть и сменил название, но выдающийся профессорско-преподавательский состав остался на месте.
Свободное от учебы время Лева Муквоз проводил на природе. Еще в подростковом возрасте он вступил в скаутскую организацию, все выходные напролет «оказывая помощь слабому» – таков был девиз скаутов – и тренируясь в крымских горах.
Несмотря на то, что семья Муквозов религиозностью не отличалась, Лева понимал, что у каждого народа должно быть чувство собственного достоинства. Наблюдая трагедию тысяч еврейских беженцев, попавших в Крым из западных губерний России в годы Первой мировой войны, юноша пришел к умозаключению, что страдания русских евреев должны закончиться с возвращением в Палестину.
Единомышленников долго искать не пришлось. В 1917-1920 годах сионистская работа в Крыму практически не прерывалась. В крымских городах работали клубы, школы и детские сады системы «Тарбут», еврейские библиотеки и вечерние курсы иврита. В это время Таврия стала центром движения «Гехалуц», и через полуостров многие евреи покидали Россию, направляясь в Эрец-Исраэль.
В родном Симферополе Лев Муквоз познакомился с активистами спортивного общества «Маккаби» и еврейскими скаутами – «цофим». Тогда еврейских детей и подростков тренировали в столице Крыма настоящие легенды. Так, среди инструкторов по тяжелой атлетике особо выделялся ветеран Первой мировой войны Исаак Ландоберг. Ландоберг в 1918 году поступил в Симферополе на историко-филологический факультет, тренировал молодежь, а впоследствии репатриировался в Эрец-Исраэль. В Палестине он взял себе новое имя – Ицхак Саде – и стал одним из создателей Армии Обороны Израиля.
Другим видным «мадрихом», занимающимся развитием еврейского скаутского движения в Крыму, был Иосиф Кот, прибывший в конце 1918 года из Кременчуга в Симферополь изучать медицину. В городе он оставался до осени 1921 года, а после репатриации стал выдающимся израильским врачом.
Льва Муквоза захватила скаутская романтика, в особенности общие костры и походы по Крыму, которые длились неделями. Он вместе с сестрой Клавдией и кузиной Броней стал активистом скаутского движения. Советские власти терпели еврейских скаутов и не доверяли им, поэтому к туристам, которых обычно насчитывалось сотня-полторы, всегда приставляли своего сопровождающего. «Цофим» шли по горным дорогам многие километры, взбирались на Чатыр-Даг – и всё это под песни «Земли Израильской» («Ширей Эрец-Исраэль»).
Когда в 1923 году у властей лопнуло терпение, и они запретили абсолютно все скаутские легионы, включая еврейские, двадцатилетний Муквоз решил действовать. Как позже писали о нем в своих докладах эмгэбэшники: «…после ликвидации скаутских отрядов создал еврейскую сионистскую организацию “Гашомер-Гациор” и являлся одним из ее руководителей». Студент-медик Муквоз, тогда уже инструктор физкультуры и скаут-мастер, вместе с товарищами решил на осколках скаутского движения собрать местную ячейку «Ха-Шомер ха-Цаир» – лево-сионистской молодежной организации, возникшей на территории Советского Союза в 1922 году после подпольного съезда в Москве.
В 1923 году во время международной сельскохозяйственной выставки в Москве, в которой принимал участие профсоюз «Гистадрут», СССР посетил Давид Бен-Гурион. Встречи Бен-Гуриона с группами сионистской молодежи дали толчок развитию в советской стране «Ха-Шомер ха-Цаир», в особенности в Крыму, Белоруссии и Украине. Целью «шомеров» была подготовка еврейской молодежи к переселению в Эрец-Исраэль и к кибуцной жизни. В качестве базовых ценностей движения декларировались сионизм и социализм.
Очень быстро Лев Муквоз завоевал непререкаемый авторитет. Тренировки, походы, дебаты и расклеивание по крымским городам политических прокламаций, сионистская агитация и подпольные ульпаны – всё это было организовано в том числе благодаря энергии Муквоза. На медицину, которой молодой человек серьезно занимался, тогда практически не оставалось времени – в эти годы Лев Григорьевич полностью сконцентрировался на сионистской работе.
Без особых потерь работа велась до весны-лета 1925 года. Тогда в Крыму арестовали около десятка руководителей движения. После майских арестов Лев Муквоз пытался залечь на дно, но уже 14 июля 1925 года он был задержан сотрудниками ОГПУ в Симферополе. В семье позже поговаривали, что Леву выдал чекистам сводный брат: к тому времени отец женился во второй раз, сын его новой жены был идейным коммунистом и, к тому же, военнослужащим.
Неизвестно, имели ли эти слухи под собой основание, но одного из лидеров крымского «Ха-Шомер ха-Цаир» гэпэушники вычислили и 4 сентября 1925 года осудили по статье 61 УК РСФСР «Участие в организации или содействие организации, действующей в направлении помощи международной буржуазии». Наказание – высылка из Крыма в Казахстан сроком на 3 года.
В день высылки из Симферополя Лева и другие арестованные сионисты надели бело-голубые галстуки. Из города их провожало около тысячи бывших «цофим», сочувствующих, родственников и друзей, которые шли по пятам за конвоем, стояли на крышах домов, залезали на деревья по обеим сторонам дороги, ведущей на железнодорожный вокзал. На вокзале собралась импровизированная манифестация и, скандируя, проводила друзей в ссылку. Члены «Гехалуца», работавшие на еврейских фермах на севере Крыма, встретили проходящий поезд у станции «Джанкой» и хором кричали проезжавшим: «Ле-хитраот! До свидания!»
В свою первую ссылку Лев Муквоз попал в Оренбург. Здесь он сосредоточился на медицине и профессиональных исследованиях: в Оренбурге он работал в бактериологическом институте им. И. И.Мечникова. Но с политикой он не завязал и, по информации ГПУ, продолжал проводить антисоветскую работу: поддерживал организационную связь с уполномоченным бюро ссыльных евреев Актюбинской колонии, а также с ячейками «Ха-Шомер ха-Цаир» в Москве, Крыму и Киеве. Последние он информировал о жизни и деятельности политссыльных. Прямо в ссылке Муквоз организовал группу еврейской молодежи под знаменем шомерской организации. Его квартира стала местом постоянных собраний активистов.
Удивлению оренбургских чекистов не было предела – ссыльный Муквоз у них под носом снова собрал подполье. В июне 1926 года «за создание в городе Оренбурге нелегальной антисоветской организации сионистов» Особым Совещанием (ОСО) при Коллегии ОГПУ Лев Григорьевич Муквоз был повторно приговорен к ссылке, но на этот раз в Сибирский край РСФСР. Однако в Томский округ Муквоз не прибыл, а вместе с тремя товарищами по сионистскому движению – Давидом Басовым, Львом Метелицей и Моисеем Штейнбух-Букштейном – бежал из Оренбурга в неизвестном направлении.
В своем «Информационном бюллетене» «Ха-Шомер ха-Цаир» сообщал: «По распоряжению ГШ четыре ссыльных шомера бежали из Оренбурга. Все уже на работе. Их примеру последовал один ссыльный из Киргизии. Вновь крупная политическая победа в неравной борьбе с противником...»
Бежав из ссылки, крымчанин Муквоз перешел на нелегальное положение и стал начальником районного штаба «Ха-Шомер ха-Цаир» в Киеве, используя при контактах с соратниками подпольную кличку «Воля».
Выйти на след главы киевского районного штаба смогли только к весне следующего года. 8 марта 1927 года Льва Муквоза арестовали в столице Украинской ССР. Сотрудникам ОГПУ он предъявил документы на имя Юнка Исера Фальковича, но следствие смогло раскрыть его настоящую личность.
29 апреля 1927 года шомеровец снова был осужден на три года и постановлением ОСО при Коллегии ОГПУ направлен в специальную тюрьму для политических заключенных – Суздальский политизолятор. Находясь в заключении, Муквоз продолжил свою антисоветскую деятельность: вместе с другими заключенными сионистами организовал голодовку в знак протеста. В их заявлении говорилось: «В день 1 мая, в знак протеста против непрекращающейся политики террора по отношению к социалистической общественности – объявляем однодневную голодовку».
Не вставшего на путь исправления Муквоза из Суздальского политизолятора перевели дальше – на Урал. Когда двоюродная сестра Льва Григорьевича, Броня Муквоз, тоже ссыльная сионистка, прибыла в Свердловск весной 1930 года, ей сообщили, что ее кузен находится в Свердловском политизоляторе. Но на ее просьбы о встрече со Львом местный отдел ОГПУ ответил решительным отказом.
13 мая 1930 года Лев Муквоз, которому за несколько месяцев до этого «накинули» еще три года ссылки за продолжение сионистской деятельности, был отправлен из Свердловска по этапу. Броня Муквоз смогла узнать, когда ее брата будут выводить, и утром пришла к тюремным воротам. Увидав двоюродную сестру, Лев Григорьевич усмехнулся и успел помахать ей рукой в знак приветствия. Тогда Броня не знала, что видит своего брата в последний раз в жизни. В ноябре 1928 года власти заменили ей ссылку на выезд в Палестину, куда она вскоре репатриировалась. Больше встретиться им не довелось.
Через некоторое время родные выяснили, что чекисты отправили крымчанина «померзнуть» – в Обдорск (сейчас – Салехард), расположенный на Полуйской возвышенности Западно-Сибирской равнины при впадении реки Полуй в Обь, единственный в мире город прямо на Полярном круге.
В отличие от ссыльных, находившиеся в политической тюрьме сионисты не могли рассчитывать на замену заключения высылкой в Палестину. В письме от 1 февраля 1933 года Лев Григорьевич делился с друзьями, которым посчастливилось попасть на Святую Землю, тяготами изгнания: «Про себя мне нечего писать. И нет желания. А что касается моих мыслей и чувств – это прикосновение к неприятным вопросам и неприятным переживаниям. В воспоминаниях одного революционера я читал, что в тюрьме он ходил на охоту каждый день, читая описания охоты в романе “Война и мир”. Если бы я не был в тюрьме, я бы подумал, что это вымысел, а не правда. Здесь я заканчиваю третью зиму. Хорошо познакомился с Севером».
Находясь в ссылке на Крайнем Севере, как врач-эпидемиолог Муквоз заведовал в Обдорске клинической лабораторией Пастеровской станции. Там он всерьез заинтересовался гельминтологической наукой и практикой, занимаясь изучением желудочной секреции у больных описторхозом, вызываемым паразитическими плоскими червями.
Бежать из Обдорска было невозможно – вокруг снежная степь и пронизывающий холод. Летом 1933 года он иронично рассказывал в письмах своим друзьям-репатриантам о местных условиях: «Я улыбался, когда читал о сильной жаре, которая у вас наступает в апреле. У нас сейчас июль, и не лишним будет надеть шубу».
Мечты уехать в Палестину были совсем туманными, но Лев Григорьевич не мог не интересоваться происходящим там национальным строительством. В своих письмах в Палестину он писал, что до ссыльных доходит информация об очень быстром развитии Эрец-Исраэль и наличии в ишуве рабочих мест. Лев Григорьевич был воодушевлен успехами олимов, хотя и предупреждал, что излишне оптимистичные оценки часто приводили к разочарованию: «В наш век взаимных связей в мировой экономике трудно оставаться в благополучии, когда все вокруг стоят на коленях в тяжелом кризисе». Его интересовало, удовлетворяет ли спрос местное производство, в особенности сельское хозяйство: обеспечивают ли себя евреи хлебом и мясом, как обстоят дела с молочными фермами. Ведь в случае войны или других катаклизмов ишув должен был обеспечить себя всем необходимым.
В июне 1933 года Лев Муквоз окончил ссылку и приехал на постоянное место жительства в Мелитополь. Там он сразу же устроился врачом и преподавателем латинского языка в Мелитопольскую акушерско-фельдшерскую школу. Когда в 1934 году в Мелитополе при поликлинике был создан гельминтологический пункт, один из первых в Украине, Льву Григорьевичу предложили его возглавить. Принимая больных и обучая будущих фельдшеров, бывший «шомеровец» по-прежнему не забывал о спорте и культурно-массовой деятельности. К примеру, в феврале 1936 года 16 медработников и группа комсомольцев совершили пеший переход в противогазах из Мелитополя в Днепропетровск. Руководилимарш-броском в 200 километров бывший лидер «Ха-Шомер ха-Цаир» Муквоз и бывший красный партизан Вульфсон.
С началом Большого террора личность мелитопольского врача снова заинтересовала НКВД. В 1938 году Льва Григорьевича вновь арестовали за антисоветскую деятельность, но за недоказанностью состава преступления в 1939 году он был освобожден из-под стражи.
Накануне Великой Отечественной войны Лев Григорьевич возглавлял противоглистный отдел 1-й Мелитопольской поликлиники. В первые дни гитлеровского наступления его призвали, как медработника, в действующую армию. Практически всю войну он прослужил в звании капитана медицинской службы начальником клинико-диагностической лаборатории эвакогоспиталя № 1807 в Хасавюрте.
В декабре 1945 года он вернулся в Мелитополь и в первые послевоенные годы активно восстанавливал гельминтологическую работу в городе и области. Занимая с 1949 года должность заведующего гельминтологическим отделением Запорожской областной малярийной станции, а также руководя лабораторией городской поликлиники г. Мелитополя, Лев Григорьевич уделял особое внимание педагогической деятельности и общественно-культурной работе.
Казалось бы, после стольких лет преследований органы должны были успокоиться. Боевая сионистская молодость была далеко в прошлом, да и выехать из Союза не представлялось невозможным. Вот только Запорожскому областному УМГБ нужны были результаты – Москва требовала раскрыть очередной сионистский заговор.
После докладной записки 2-го отдела УМГБ Запорожской области, датируемой 7 июля 1950 года, за мелитопольским врачом началась усиленная слежка. Кроме агента «Гали», постоянно докладывавшей органам о поведении Муквоза, для его разработки был направлен секретный осведомитель по кличке «Филипп». Эти двое явно не справлялись: смогли лишь выяснить, что Лев Григорьевич дружил с «еврейским националистом» – Леонидом Юльевичем Шермейстером – тогда выпускником литературного факультета Мелитопольского педагогического института, а впоследствии – выдающимся украинским дирижером, композитором, автором гимна Мелитополя. Среди «покровителей» сиониста был назван заведующий лечебным объединением Мелитополя по фамилии Шварц. Самуил Давидович Шварц был мужем родной сестры Муквоза, Мины Григорьевны, работавшей врачом-педиатром.
На помощь слабеньким агентам направили еще одного – опытного «Ростовского». Второй отдел Запорожского МГБ рапортовал 5 июля 1952 года, что втершийся в доверие к Муквозу «Ростовский» должен был раскрыть перед ним своих, конечно же, еврейских, родственников в Киеве. Против Льва Григорьевича готовилась целая спецоперация: чекисты, под видом командировки, собирались вызвать Муквоза в Киев. В столице он, конечно, должен был остановиться у родни завербованного «приятеля». Чекисты надеялись, что таким образом выявят сионистское подполье в Киеве, ведь неоднократно судимый Лев Григорьевич, по их представлениям, должен был обязательно пойти на контакт со своими единомышленниками.
Помогали запорожцам всем миром: УМГБ Одесской области вменялось включить в разработку бывшего сиониста свою сотрудницу «Бебу», киевлянам – подставить Муквозу агента «Черняева». Доподлинно неизвестно, чем закончилась командировка Льва Григорьевича в Киев, но еще в середине марта 1953 года его дело находилось в разработке.
После смерти Сталина Муквоза оставили в покое. Единственное последствие его дела – то, что был относительно мягко репрессирован (понижен в должности) его родственник и коллега Самуил Шварц.
C такой анкетой талантливому врачу путь наверх, в Киев или в Москву, был прочно закрыт. Лев Григорьевич остался в Мелитополе и всю оставшуюся жизнь занимался исследованиями в своей области медицины. Им были достигнуты большие успехи в борьбе с гельминтозами в Запорожской области, особенно аскаридозом, гименолепидозом и энтеробиозом, разработаны научно обоснованные рациональные методы организации и проведения мероприятий по снижению количества этих заболеваний. Работы Льва Муквоза получили широкую известность и были использованы в практике борьбы с гельминтозом по всей территории Советского Союза.
Он организовал и бессменно руководил Запорожским филиалом Украинского научного общества паразитологов, являлся постоянным автором и членом редакционного совета всесоюзного журнала «Медицинская паразитология и паразитарные болезни». За вклад в развитие народного здравоохранения Льва Григорьевича неоднократно награждали грамотами и медалями, а в 1967 году он получил значок «Отличнику здравоохранения».
17 апреля 1975 года Льва Григорьевича Муквоза, прожившего насыщенную жизнь, достойную приключенческого романа, не стало. Он был талантливым и уважаемым всеми человеком, которого спустя многие десятилетия в своих мемуарах вспоминали уехавшие в Палестину соратники и оставшиеся в Советском Союзе коллеги и ученики. Советский режим играл с ним как кошка с мышью, но ему удалось провести эту игру по своим правилам. Нам кажется, что он выиграл. А вам?
Lev Mukvoz
1903 - 1975
Until now, veterans of the Zaporozhye Regional Sanitary and Epidemiological Service remember their teachers. It was their generation, who came from the fronts of World War II, who had to restore the destroyed hospitals and clinics, and re-establish the system of sanitary and epidemiological surveillance and medical education. They are all real heroes.
One of them was the beloved Lev Mukvoz, a parasitologist who lived and worked in Melitopol after the war. Helminth specialist, Lev Mukvoz conducted training sessions and seminars for employees of the sanitary-epidemiological service, improving their qualifications. Lev had a lot of talents, and among them the actor was not the last. In addition to medical and scientific work, he found time to teach theatrical art at the Melitopol College of Cultural Education and even led a drama circle.
However, not all of Mukvoz's colleagues knew that the doctor had several serious problems with the Soviet regime, and that his tireless passion for hiking and cultural work was the legacy of a very turbulent youth. The only people in Melitopol, fully aware of the past of Lev Mukvoz, worked in the city department of the Ministry of State Security.
In the late 1940s and early 1950s, the operational situation in the Zaporozhye region was difficult - not only “spies of the capitalist states” tried to inflict a “sneaky blow from behind”, but also carefully camouflaged “internal enemies” of the socialist paradise. The Zionists, who were arrested throughout the Soviet Union, were also designated as such enemies. Almost the majority of the Zionists “identified” by the Chekists have never heard of Trumpeldor and Arlozorov. But in the case of Mukvoz, the authorities were not mistaken – in the archives of the state security there was enough compromising evidence for him.
Lev was born in Simferopol on October 5, 1903 in the family of a tradesman, a native Crimean. His mother’s family had roots in Melitopol, therefore it was this city that Lev subsequently moved to.
From childhood, Leva was fond of absolutely everything, from literature to the exact sciences. However, as a result, he chose the most interesting industry for himself, having entered the medical faculty of the Crimean University named after M.V. Frunze.
Leva Mukvoz spent his free time in nature. As a teenager, he joined a scout organization, all weekend long “helping the weak” – that was the motto of the scouts - and training in the Crimean mountains.
Despite the fact that the Mukvoz family was not religious, Leva understood that every nation should have a sense of its own dignity. Observing the tragedy of thousands of Jewish refugees who came to Crimea from the western provinces of Russia during the First World War, the young man came to the conclusion that the suffering of Russian Jews should end with their return to Palestine.
He didn't have to look for like-minded people for a long time. In 1917-1920, the Zionist work in Crimea was practically not interrupted. Clubs, schools and kindergartens of the “Tarbut” system, Jewish libraries and evening Hebrew courses worked in the Crimean cities. At this time, Tavria became the center of the HeHalutz movement, and through the peninsula many Jews left Russia, heading to Eretz Israel.
Lev Mukvoz was captured by the scout romance, especially the common bonfires and hiking in the Crimea, which lasted for weeks. The Soviet authorities tolerated Jewish scouts and did not trust them, so they always assigned their escort to the tourists. “Tzofim” walked along mountain roads for many kilometers, climbed Chatyr-Dag – and all this accompanied the songs of the “Land of Israel” (“Shirey Eretz-Israel”).
When in 1923 the authorities ran out of patience and they banned absolutely all scout legions, including Jewish ones, twenty-year-old Mukvoz decided to act. Medical student Mukvoz, then already a physical education instructor and scout-master, together with his comrades decided on the fragments of the scout movement to assemble a local cell of “Hashomer Hatzair” – a left-Zionist youth organization that arose on the territory of the Soviet Union in 1922 after an underground Congress in Moscow.
In 1923, during the international agricultural exhibition in Moscow, in which the Histadrut trade union took part, David Ben-Gurion visited the USSR. Ben-Gurion's meetings with Zionist youth groups gave impetus to development in the Soviet country, Hashomer Hatzair, especially in Crimea, Belarus and Ukraine. The goal of the “Shomers” was to prepare Jewish youth for resettlement in Eretz Israel and for kibbutz life. Zionism and socialism were declared as the basic values of the movement.
Very quickly, Lev Mukvoz won indisputable authority. Trainings, campaigns, debates and posting of political proclamations in Crimean cities, Zionist agitation and underground ulpans – all this was organized, among other things, thanks to the energy of Mukvoz. Then there was practically no time left for medicine, which the young man was seriously engaged in – during these years Lev completely concentrated on Zionist work.
The work was carried on without any special losses until the spring-summer of 1925. Then in Crimea, about a dozen leaders of the movement were arrested. After the arrests in May, Lev Mukvoz tried to lay low, but on July 14, 1925, he was detained by OGPU officers in Simferopol.
One of the leaders of the Crimean “Hashomer Hatzair” on September 4, 1925 was convicted under Article 61 of the RSFSR Criminal Code “Participation in an organization or assistance to an organization acting to help the international bourgeoisie”. The punishment is deportation from Crimea to Kazakhstan for a period of 3 years.
In his first exile, Lev Mukvoz ended up in Orenburg. There he focused on medicine and professional research: in Orenburg he worked at the Mechnikov Bacteriological Institute. But he did not give up politics and, according to the GPU, continued to carry out anti-Soviet work: he maintained organizational ties with the authorized bureau of exiled Jews of the Aktobe colony, as well as with the Hashomer Hatzair cells in Moscow, Crimea and Kiev.
While in exile, Mukvoz organized a group of Jewish youth under the banner of the Shomer organization. His apartment became a place of constant gatherings of activists.
There was no limit to the surprise of the Orenburg Chekists – the exiled Mukvoz gathered underground again under their noses. In June 1926, “for the creation in the city of Orenburg of an illegal anti-Soviet organization of Zionists” by a Special Meeting (OSO) at the OGPU Collegium Lev Mukvoz was repeatedly sentenced to exile, but this time to the Siberian Territory of the RSFSR. However, Mukvoz did not arrive in the Tomsk district, and together with three comrades in the Zionist movement fled from Orenburg in an unknown direction.
In its “Information Bulletin”, “Hashomer Hatzair” reported: “By order of the General Staff, four exiled Shomers fled from Orenburg. Everyone is already at work. One exiled from Kyrgyzstan followed their example. Again, a major political victory in an unequal struggle with the enemy...”
Having escaped from exile, the Crimean Mukvoz went into an illegal position and became the chief of the regional headquarters “Hashomer Hatzair” in Kiev, using the underground nickname “Volya” in contacts with his comrades-in-arms.
The head of the Kiev regional headquarters was able to get on the trail only by the spring of next year. On March 8, 1927, Lev Mukvoz was arrested in the capital of the Ukrainian SSR. He presented documents to the OGPU employees in the name of Yunk Isser Falkovich, but the investigation was able to reveal his real identity.
On April 29, 1927, the Shomeroite was again sentenced to three years and, by the decree of the OGPU, was sent to a special prison for political prisoners – Suzdal Political Isolator. While in prison, Mukvoz continued his anti-Soviet activities: together with other Zionist prisoners, he organized a hunger strike in protest. Their statement read: “On May 1, in protest against the incessant policy of terror against the socialist community, we are declaring a one-day hunger strike”.
Mukvoz, who had not taken the path of correction, was transferred from the Suzdal political isolator to the Urals. On May 13, 1930, Lev Mukvoz, who a few months earlier had been “thrown” in three more years of exile for continuing his Zionist activities, was sent from Sverdlovsk in a convoy. After a while, relatives found out that the Chekists had sent the Crimean resident to “freeze” – to Obdorsk (now – Salekhard), located on the Poluisk Upland of the West Siberian Plain at the confluence of the Poluy River into the Ob, the only city in the world right on the Arctic Circle.
Unlike the exiles, the Zionists who were in a political prison could not count on replacing imprisonment with deportation to Palestine.
While in exile in the Far North, as a doctor-epidemiologist, Mukvoz was in charge of the clinical laboratory of the Pasteur station in Obdorsk. There he became seriously interested in helminthological science and practice, studying gastric secretion in patients with opisthorchiasis caused by parasitic flatworms.
It was impossible to escape from Obdorsk – around the snowy steppe and piercing cold. In the summer of 1933, he ironically told in letters to his repatriate friends about the local conditions: “I smiled when I read about the intense heat that comes in April. It's July now, and it won't be superfluous to put on a fur coat”.
Dreams of leaving for Palestine were completely vague, but Lev could not help but be interested in the nation-building taking place there. In his letters to Palestine, he wrote that the exiles received information about the very rapid development of Eretz Yisrael and the availability of jobs in Yishuv.
In June 1933, Lev Mukvoz, free from exile, came to his permanent place of residence in Melitopol. There he immediately got a job as a doctor and teacher of Latin at the Melitopol obstetric-paramedic school. When in 1934 in Melitopol at the polyclinic a helminthological point was created, one of the first in Ukraine, Lev was offered to head it.
With the beginning of the Great Terror, the NKVD got interested in the Melitopol doctor once again. In 1938, Lev was arrested again for anti-Soviet activities, but for lack of evidence of the corpus delicti in 1939 he was released from custody.
On the eve of the Great Patriotic War, Lev headed the antihelminthic department of the 1st Melitopol polyclinic. In the early days of Hitler's offensive, he was drafted as a medical worker into the active army. Almost the entire war he served as a captain of the medical service as the head of the clinical diagnostic laboratory of the evacuation hospital No. 1807 in Khasavyurt.
In December 1945, he returned to Melitopol and in the first post-war years actively restored helminthological work in the city and region. Occupying the post of head of the helminthological department of the Zaporozhye regional malaria station since 1949, as well as heading the laboratory of the city polyclinic in Melitopol, Lev paid special attention to pedagogical activities and social and cultural work.
It would seem that after so many years of persecution, the authorities should have calmed down. The Zionist youth was far in the past, and it was not possible to leave the Union. But the Zaporozhye regional UMGB needed results – Moscow demanded to reveal another Zionist conspiracy.
After the memorandum of the 2nd department of the UMGB of the Zaporozhye region, dated July 7, 1950, the Melitopol doctor began to be closely monitored. A whole special operation was being prepared against Lev: the security officers, under the guise of a business trip, were going to call Mukvoz to Kiev. In the capital, of course, he had to stay with the relatives of the recruited “friend”. The Chekists hoped that in this way they would reveal the Zionist underground in Kiev, because the repeatedly convicted Lev, according to their ideas, had to make contact with his like-minded people.
It is not known for certain how Lev's trip to Kiev ended, but back in mid-March 1953, his case was under development.
After Stalin's death, Mukvoz was left alone. The only consequence of his case is that his relative and colleague Samuel Schwartz was relatively mildly repressed (demoted).
With such a history for a talented doctor, the way up, to Kiev or Moscow, was firmly closed. Lev remained in Melitopol and spent the rest of his life doing research in his field of medicine. He made great strides in the fight against helminthiases in the Zaporozhye region. The works of Lev Mukvoz became widely known and were used in the practice of combating helminthiasis throughout the territory of the Soviet Union.
He organized and permanently directed the Zaporozhye branch of the Ukrainian Scientific Society of Parasitologists, was a regular author and member of the editorial board of the all-Union journal “Medical Parasitology and Parasitic Diseases”. For his contribution to the development of public health, Lev was repeatedly awarded with diplomas and medals, and in 1967 he received the badge for “Excellence in Public Health”.
On April 17, 1975, Lev Mukvoz, who lived a rich life worthy of an adventure novel, passed away. He was a talented and respected person who, many decades later, was recalled in his memoirs by his comrades-in-arms and colleagues and students who had left for Palestine, who remained in the Soviet Union. The Soviet regime played with him like a cat and a mouse, but he managed to play this game according to his own rules. It seems to us that he won. What are your thoughts?
