Хаим Лойцкер
1898 – 1970
«Среди своего окружения Лойцкер систематически выражал враждебные взгляды по вопросу национальной политики Советского Союза», — утверждалось в постановлении на арест Хаима Берковича Лойцкера, еврейского ученого-филолога, задержанного сотрудниками МГБ Украинской ССР 5 марта 1949 года. Сексоты, проникшие во все культурно-просветительские и научные учреждения Украины, регулярно докладывали, кто из писателей, ученых, художников смел говорить о наступлении государственной машины на еврейскую общину. Лойцкера, также попавшего к органам «на карандаш» за критику советского антисемитизма, арестовали по подозрению в совершении антигосударственных преступлений. Ученому грозил немалый срок. Тогда, в конце 1940-х годов, в Советском Союзе за подобные «политические проступки» давали минимум «десяточку», а десятью годами раньше — отнимали жизнь.
Еще за три года до ареста ученого, 3 декабря 1946 года, министр государственной безопасности Украинской ССР Савченко докладывал, что Хаим Беркович на приеме в Управлении пропаганды ЦК КП(б)У заявил о нежелательности расформирования Кабинета еврейской культуры. После разговора «наверху» Лойцкер собрал в стенах Академии наук совещание, где среди коллег повторил свою позицию: Кабинету еврейской культуры — быть! Во время встречи еврейские литераторы не только поддержали Лойцкера — своего парторга, — но и обсуждали идею создания Института еврейской культуры. Присутствовавший на встрече писатель Давид Гофштейн предложил обсудить не только организационное строительство, но и перспективы изучения иврита в СССР. Этот демарш Лойцкеру позже припомнили.
Первым делом чекисты интересовались социальным и национальным происхождением арестованного. Неправильное, с точки зрения большевиков, происхождение уже само по себе вполне могло быть доказательством преступного умысла человека. На одном из первых допросов ученый подтвердил, что по «пятой графе» он являлся евреем. Родом из местечка Канев на Черкащине, где увидел свет 20 марта 1898 года. Отец ученого, религиозный еврей Берка Лейбович Лойцкер, содержал в Каневе мастерскую по пошиву ботинок. Мать Рива занималась воспитанием девятерых детей. Хаим был старшим.
Канев, свою малую родину, Хаим Беркович во время допроса назвал «еврейским местечком» — даже эта мелочь не осталась незамеченной следователями МГБ: неосторожно сказанная фраза в уголовном деле подчеркнута. В Советской Украине не могло быть еврейских местечек — только советские! Между строк читалось, что Хаим оскорбил не только советский народ как абстрактную общность, но и совершенно конкретный украинский народ. Ведь в Каневе похоронен великий украинский поэт Тарас Шевченко.
В Каневе мальчик окончил только двухклассное городское училище, но всё время занимался самообразованием. После окончания училища Хаим начал помогать отцу в мастерской, но удовлетворения ремесло сапожника ему не приносило. C самых ранних лет он живо интересовался книгами. Тогда было принято считать высокой литературу, написанную на «древнееврейском языке», но молодой Лойцкер отдавал предпочтение родному идишу. Особенно зачитывался парнишка Шолом-Алейхемом, который родился совсем недалеко от Канева. В героях Шолом-Алейхема Хаим легко узнавал типажи, распространенные в еврейских штетлах Киевщины. Его до глубины души потрясло мастерство автора, который говорил про понятные украинским евреям проблемы — и всё это на родном идише, находя место тонкому юмору и отсылкам к фольклору. Лойцкер решил во что бы то ни стало добиться своего и посвятить свою жизнь еврейскому слову.
Чекистов особенно интересовала ранняя часть биографии ученого. По мнению следователей, Хаим Беркович некоторые сведения о своем прошлом тщательно скрывал. После серьезного нажима он признался, что в молодости находился под влиянием сионистов. В 1916 году, в разгар Первой мировой войны, он вступил в организацию «Цеирей Цион» («Молодежь Сиона»). В Каневе в организацию входили представители интеллигенции и учащаяся молодежь — человек 15–25. Главой местного отделения «Цеирей Цион» был студент Киевского университета Хаим Гальперин, его правой рукой — сионист Сандлер. Хаим Лойцкер являлся одним из самых активных членов организации и даже состоял в ее бюро. Каневская сионистская молодежь увлеченно изучала иврит, читала доклады по еврейской истории и культуре и ставила своей целью строительство собственного государства на земле предков — в Эрец-Исраэль. В неспокойные годы всем казалось, что единственным правильным решением для украинского еврейства будет репатриация в Палестину. В 1918 году, когда в Украине начался долгий период Гражданской войны, каневская ячейка «Цеирей Цион» распалась, а ее участники разошлись по разным лагерям.
Со стороны Советской власти, в 1920 году окончательно утвердившейся в Украине, к Хаиму Лойцкеру особых претензий не было. В Каневе большевиков изначально не было и, соответственно, никто с ними не боролся. Да и какие взгляды могла иметь еврейская молодежь из религиозных семей... Сионизм был куда более понятен для еврейской молодежи. Не все вкладывали в это понятие сугубо политическое значение. Для Лойцкера «маме лошн», еврейские писатели и самобытная культура штетла и были сионизмом. Большевики, часто такие же еврейские парни, жившие по соседству, прекрасно это понимали и бывших членов «Цеирей Цион» без особой надобности не трогали.
До 1923 года Лойцкер работал в родном местечке счетоводом в земской управе, позже — в той же должности — в Каневской продовольственной управе. Проработав несколько лет на административных должностях, молодой человек окончательно решил оставить службу и полностью уйти в еврейское образование и литературу. Сначала в родном штетле он стал воспитателем еврейского детского дома, а затем его пригласили в местечко Богуслав, где Хаим Беркович, как выяснилось — талантливый педагог, целый год воспитывал еврейских подростков-беспризорников. Образованных людей в Богуславе не хватало, и Хаима Берковича практически сразу попросили стать учителем и директором созданной в местечке еврейской школы.
В 1926 году по путевке еврейской секции Отдела народного образования Хаим Беркович поступил на учебу во 2-й Московский Университет на еврейское литературно-лингвистическое отделение педагогического факультета. Выбор гуманитарного отделения был неслучайным, несмотря на то, что Лойцкер неплохо управлялся и с цифрами.
Уже с 1925 года Хаим Беркович начал публиковать статьи о еврейском языке и литературе в журнале «Ди идише шпрах» и других периодических изданиях: «О языковых и стилевых дефектах в книге Гардинера “Человек с ружьем”», «Рецензия на еврейскую грамматику Зарецкого», «О славянизмах в языке молодых еврейских писателей», «Юмор в языке Шолом-Алейхема» — и многие другие. С особым пиететом он относился к творчеству классиков, работами которых зачитывался с детства: Шолом-Алейхема, Менделе Мойхер-Сфорима. Не забывал он и про молодую идишскую литературу, своих современников, со многими из которых он лично познакомился во время учебы в Москве и, позже, в Киеве. Особенно автора интересовало творчество Давида Бергельсона, Давида Гофштейна, Ицика Фефера, Исаака Кипниса.
В 1930 году, получив диплом, Лойцкер около года работал преподавателем еврейского языка и литературы в еврейских школах Киева. Молодой специалист брал и подработку — читал лекции на еврейском отделении вечернего рабочего университета.
Интересуясь языкознанием, литературоведением и теорией перевода, Хаим Лойцкер осенью 1931 года поступил в аспирантуру филологической секции Института еврейской культуры в Киеве, а спустя два года начал работать там же научным сотрудником. Попал в филологическую секцию Лойцкер по рекомендации известного филолога и общественного деятеля Нохема Штифа, вернувшегося в 1926 году в СССР из Польши.
Относительно спокойная работа еврейских ученых и литераторов закончилась за год до начала Большого террора. В 1936 году Институт еврейской культуры был ликвидирован. По сути, это был демонстративный погром, за которым последовали аресты и казнь главных руководителей института: Иосифа Либерберга, Михла Левитана, Гершона Горохова, Залмана Меркина и Ионы Хинчина. Вместо уничтоженного института был создан Кабинет еврейской культуры Академии наук УССР, где Лойцкеру удалось занять должность научного сотрудника лингвистической секции. Вместо сотни работников, когда-то числившихся в Институте еврейской культуры, в новой организации осталось всего лишь 11 человек, а научных секций стало всего три — лингвистическая, литературная и секция музыкального фольклора.
В мае 1937 года Лойцкеру, перешедшему в Кабинет еврейской культуры, удалось защитить диссертацию «Язык персонажей Альбертона» и получить ученую степень кандидата филологических наук. В должности научного сотрудника Хаим Беркович Лойцкер принимал активное участие в составлении учебников для трудовых школ и высших учебных заведений. Он был одним из составителей хрестоматии для начальных школ «Цум найем лебн» («К новой жизни», М.–Харьков–Минск, 1930), опубликовал ряд учебных пособий по языку идиш для средней школы.
Арестованный в сентябре 1948 года еврейский писатель Давид Гофштейн показал, что Лойцкер «протаскивал махровый национализм» в еврейские учебники. Это было очевидной ложью: в учебниках по языку идиш и еврейской литературе, написанных Хаимом Берковичем, национализма было не больше, чем в пособиях на украинском или русском языке. Они лишь прививали ученикам любовь к родному языку и написанным на нем книгам.
С началом германо-советской войны, вместе с женой Белой Мееровной и дочкой Мирой, Лойцкер эвакуировался в Уфу. Мать ученого, Рива, осталась в Киеве и разделила трагическую участь украинского еврейства — была схвачена немцами и расстреляна в Бабьем Яру.
В Башкирии Хаим Беркович числился при Институте литературы и языка Академии наук УССР. В 1944 году он начал там работать ученым секретарем и заведующим литературным отделом. Как и все эвакуированные литработники, он принимал активное участие в агитационной и культурной работе, проводил лекции и организовывал литературные встречи.
18 марта 1949 года ученому предъявили обвинение по статьям 54-10 ч. 1 и 54-11 УК УССР. Хаим Беркович изобличался в том, что, являясь врагом советской власти, многие годы группировал вокруг себя националистов из числа евреев и проводил активную вражескую деятельность против ВКП(б) и советского правительства. В довершение всего Лойцкера обвиняли в том, что он поддерживал связь с иностранцами и передавал им сведения шпионского характера.
На самом деле вина Хаима Лойцкера состояла в том, что он был ученым секретарем и заведующим литературным отделом Кабинета еврейской культуры АН СССР. Лойцкер всю сознательную жизнь работал на ниве еврейской культуры, во время войны и в послевоенные годы был по работе связан с Еврейским антифашистским комитетом СССР. И вот в связи с раскручиваемым по всей стране делом ЕАК Хаим Беркович и был схвачен киевскими чекистами.
За языковеда «принялись» печально знаменитые следователи с широкими полномочиями Рюмин и Меркулов, которые шантажом, угрозами, лишением сна пытались выбить из Лойцкера признательные показания. Зачастую ночные допросы сопровождались глумлением и антисемитскими выпадами. Из соседних кабинетов слышались дикие крики пытаемых. В одну из таких страшных ночей Рюмин, тыча арестованному в лицо протоколом допроса, угрожал посадить не только Лойцкера, но и всю его семью.
Изнуренный, доведенный до прострации бесконечными ночными допросами немолодой человек участвовать в фарсе под названием «следствие» отказывался. «В еврейских кругах вас знают как активного националиста», — требовал 25 июня 1949 года признательных показаний старший следователь по особо важным делам Меркулов. Лойцкер не сдавался: «Я многие годы занимался исследовательской работой в области еврейской национальной культуры, и словоохотливые люди могли поэтому называть меня националистом».
От пытки бессонницей следователь Меркулов решил перейти к рукоприкладству. Цель была одна: заставить Лойцкера подписать обвинительное заключение, а перед этим — протоколы, содержащие огромное количество невероятных небылиц и извращенных фактов.
По мнению следствия, в учебниках и статьях, написанных Лойцкером, содержалось большое количество «антисоветских националистических моментов», хотя ни одного конкретного примера эмгэбэшниками представлено не было. Вся абсурдность ситуации состояла в том, что после ножниц советской цензуры, не допускавшей к печати ничего «крамольного», в еврейских книгах националистических проявлений нельзя было сыскать, как говорится, и днем с огнем. Как и в любой другой легально изданной советской литературе. Тем не менее, в деле появилось «признание» Лойцкера в том, что его языковедческие труды, которые он начал писать под научным руководством Нохема Штифа, носили националистический характер. Это, дескать, продолжилось и после смерти Штифа в 1933 году, когда вместе с Эли Спиваком арестованный издавал специализированный журнал «Афн шпрахфронт». Журнал этот возник на базе закрытого «Ди идише шпрах», куда редакция «протаскивала националистические взгляды по вопросам состояния и развития еврейского языка в Советском Союзе».
Абсурдность обвинений в шпионаже тоже была видна невооруженным глазом. «Американский шпион», очевидно, был настолько матерым, что умудрялся выглядеть бедным как церковная мышь. Когда через два дня после ареста в квартире у Хаима Берковича, располагавшейся по Троицкому переулку в Киеве, прошел обыск, опись имущества там не производилась — описывать было просто нечего. Всё богатство, изъятое при личном обыске у ученого секретаря АН УССР, — наручные часы без марки и номера, явно кустарной работы.
Не гнушались чекисты и прямым подлогом. В материалах дела было сказано, что Лойцкер во время встречи с первым председателем Еврейского антифашистского комитета Соломоном Михоэлсом якобы получил от последнего «директиву» — проводить в Украине антисоветскую подрывную работу. По версии следствия, вместе с Лойцкером подобные указания получил также член-корреспондент АН УССР Эли Гершевич Спивак — получалось, что Лойцкер был участником мощного антисоветского подполья.
С отсутствием вещественных доказательств особисты разобрались элегантно. Дескать, арестованный, оставаясь на воле, всю компрометирующую переписку и антисоветские произведения своих подельников — Спивака, Гофштейна и Фефера — сжег. На слова арестованного о том, что ни со Спиваком, ни с Гофштейном, ни с кем-либо еще он ни в какой антисоветской деятельности не участвовал, следователь отвечал однообразно: «Вы лжете и будете уличены».
Примером националистической работы, проводимой ученым, следствие посчитало даже литературный вечер, посвященный творчеству Шолом-Алейхема, который Лойцкер провел с еврейскими писателями в клубе завода №850 в Стерлитамаке в 1943 году. Подобным же образом вечер памяти еврейского поэта Ошера Шварцмана, организованный Лойцкером и его коллегами после возвращения в Украину, был назван чекистами «националистическим митингом». Таковых «сборищ» на счету у арестованных сотрудников Кабинета еврейской культуры насчитывались десятки. И всё происходило долгие годы под носом у компетентных органов — воистину извращенного чувства юмора и своеобразной фантазии подчиненным Берии было не занимать. То, что эта работа проводилась в соответствии с планом Кабинета еврейской культуры и с ведома соответствующих советских организаций, чекистов особенно не интересовало.
Впоследствии Хаим Беркович вспоминал, что подписывать протоколы допросов, которые он называл абсурдными, ему пришлось из-за грубого нажима и утонченных пыток следователей. Там, где в деле стоит клише: «Я вижу, что мое дальнейшее запирательство бессмысленно, и буду говорить правду», — начинался самооговор и искажение фактов.
В день предъявления обвинения, 18 марта 1949 года, Лойцкер «показал», что, являясь сотрудником Кабинета еврейской культуры, поддерживал многолетнюю связь с еврейскими националистами, направленную на подрыв национальной политики Советского Союза. В 1942 году он, дескать, установил связь с «главарями» Еврейского антифашистского комитета (так стали называться руководящие должности в когда-то совершенно официальной советской организации) Фефером, Гофштейном и другими, по заданию которых еще больше активизировал антисоветскую работу.
Абсолютно вся работа ученого — от издательства литературного альманаха «Дер штерн» до организации в Академии наук концерта театрализованной труппы певицы Сиди Таль — была названа антисоветской.
Особым цинизмом отдавало обвинение Лойцкера в сборе вместе с Эли Спиваком материалов о зверствах нацистов, которые должны были быть опубликованы в «Черной книге». Героизм и мученичество еврейского населения в годы войны в Советском Союзе не признавались.
В качестве «доказательства» шпионской деятельности писателя в деле называлась переписка Хаима Берковича с еврейским американским «Идишер Култур-Фарбанд», редакциями газет «Эйникайт», «Дер Тог» и «Морген Фрайгайт» — хотя все они явно симпатизировали Советскому Союзу.
Обвинение в шпионаже подкреплялось и найденным при обыске письмом Лойцкера в адрес «Американо-еврейского общества восстановления России», которое обещало оказать Кабинету еврейской культуры гуманитарную помощь в виде полиграфического оборудования. А ведь где типография — там и публикация антисоветских материалов.
Но всё было гораздо проще. Когда осенью 1947 года Кабинет еврейской культуры посетил Пол Новик, редактор «Морген Фрайгайт», кто-то из еврейских писателей сказал ему, что в Киеве нацистами были уничтожены все печатные станки с еврейским шрифтом. В 1948 году Новик, вспомнив этот разговор, направил в Кабинет еврейской культуры письмо, где просил сообщить, какой размер матриц для печатного станка был нужен в первую очередь. По согласованию c руководством Лойцкер ответил Новику, и позже получил письмо от «Амеркано-еврейского общества восстановления России», которое обещало помочь еврейским ученым со станком.
Журналист Пол Новик и его коллега, редактор газеты «Эйникайт» Бенцион Гольдберг, приезжали в Союз несколько раз. На встречах с американцами присутствовали почти все сотрудники Кабинета еврейской культуры. Позже эти собрания в стенах АН УССР аукнулись не только Лойцкеру, но и почти всей еврейской интеллигенции Киева.
В декабре 1949 года Хаим Беркович прошел медосмотр в стенах внутренней тюрьмы МГБ на улице Владимирской. Невзирая на миокардиодистрофию, ученый был признан годным к каторжному труду. 25 января 1949 года Хаим Лойцкер, враг советской власти, постановлением Особого совещания при МГБ СССР был осужден по статьям 58-1«а», 58-10. ч.1 и 52-11 УК РСФСР на 15 лет лишения свободы за антисоветскую националистическую и шпионскую деятельность. Языковеда этапом отправили в Казахстан.
Находясь в лагере, Лойцкер не мог и ожидать, что в стране когда-либо восторжествует хоть какое-то подобие законности. Но всё изменилось со смертью Сталина. В «Правде» вышла разоблачительная статья: бывший замминистра МГБ Рюмин был снят с работы как «авантюрист и вредитель». Это был именно тот человек, который посадил Лойцкера в тюрьму. В апреле 1953 года Хаим Беркович, отбывающий срок наказания в 5-м лаготделении Степлага в Джезказгане, написал об этом в Генеральную прокуратуру СССР. В марте–июне 1949 года Рюмин, тогда старший следователь по особо важным делам, вел следствие по делу Лойцкера. Это Рюмин сфабриковал обвинительное заключение, шантажом, угрозами и пытками заставлял Хаима Берковича давать угодные ему показания, еще и «усиливая» их своей собственной редакцией.
После разоблачения Рюмина и реабилитации народного артиста СССР Соломона Михоэлса стала особенно явной несостоятельность предъявленных Лойцкеру обвинений. В заключении, данном заместителем Генерального прокурора СССР Вавиловым 20 февраля 1954 года, указано, что дело Лойцкера было расследовано не полно. Обвинения были построены исключительно на личных признаниях осужденного, от которых он впоследствии отказался.
В июле 1954 года Лойцкер был этапирован в Лубянскую внутреннюю тюрьму КГБ в Москве. Следователи вновь засели за расследование уголовного дела в отношении еврейского языковеда. Доследование длилось до начала октября 1954 года и закончилось оправдательным приговором. В конце 1955 года Хаим Лойцкер был полностью реабилитирован.
После освобождения Лойцкер вернулся к научной и литературной работе. Хаим Беркович продолжил работать над исследованием творчества еврейских писателей. В том числе и тех, которые давали против него показания. Ученый прекрасно знал, как велось сталинское следствие, поэтому никакого значения сфабрикованным «показаниям» не придавал. Для него куда важнее было сохранение вымирающего по всему Союзу идиша и популяризация еврейской литературы. Лойцкер активно публиковался в последние годы жизни в «Советиш геймланд», одновременно готовил фундаментальный перевод произведений Шолом-Алейхема на русский язык, выступая и как автор примечаний, и как переводчик.
Хаиму Берковичу мы обязаны и тем, что, благодаря его трудам, в Советском Союзе увидел свет фундаментальный «Русско-еврейский (идиш) словарь». Совместно с видными лингвистами Мойше Шапиро, Рувном Лернером, Мойше Майданским он работал над составлением словаря до самой своей смерти.
Рукопись русско-еврейского словаря, подготовленная Кабинетом еврейской культуры и конфискованная в конце 1940-х, долгие годы лежала в спецхране Комитета госбезопасности. Когда в середине 1960-х годов редакция «Советиш геймланд» взяла проект издания словаря под свою опеку, доступа к рукописи ни у кого не было. Говорят, ситуацию спас Хаим Беркович, который решил подключить к вызволению рукописи свою дочь, Миру Фингерову. Она работала врачом в академической поликлинике в Киеве, где лечилась вся верхушка КГБ. Один из высокопоставленных пациентов дочери Лойцкера, в конце концов, пошел навстречу и помог ученым вернуть рукопись. Уникальный словарь на 40 тысяч слов, конечно, серьезно переработанный, увидел свет в 1984 году. До сих пор он является настольной книгой всех переводчиков, работающих с языком идиш.
Хаим Беркович Лойцкер, посвятивший свою жизнь родному языку и культуре, скончался 1 февраля 1970 года в Киеве. Несмотря на тяжелые перипетии судьбы, он не утратил веру в человека и оставался верен выбранному пути до конца. Барух даян hа-эмет!
Список литературы:
1. Книга "Такая-то 1"
2. Книга "выапвап"
3. Книга "Апапавп"
